Двор уехал в Компьен, где эрцгерцогиня ожидалась 27-го или 28-го, но в салонах приемы следовали один за другим. Приемы, на которые Марианна, отныне одна из самых известных женщин Парижа, получала массу приглашений, но ни за что в мире не согласилась бы пойти даже к Талейрану, особенно к Талейрану, так как она боялась тонкой иронической улыбки вице-канцлера Императора. Поэтому Марианна и оставалась упорно дома под ложным предлогом простуды.
Орельен, портье особняка д'Ассельна, получил строгие инструкции: кроме министра полиции и его посланцев, а также м-м Гамелен, хозяйка не принимает никого.
Фортюнэ Гамелен, со своей стороны, резко осудила такое поведение. Креолка, всегда жаждущая наслаждения и развлечений, нашла просто смешным заточение, на которое обрекла себя ее подруга из-за того, что возлюбленный уехал заключать брак по расчету. Через пять дней после знаменательного представления она пришла снова пожурить свою подругу.
– Можно подумать, что ты вдова или отвергнутая! – возмущалась она. – Именно в то время, когда ты находишься в самом завидном положении: ты – обожаемая, всесильная возлюбленная Наполеона, но отнюдь не рабыня. Этот брак освобождает тебя в известной степени от гнета верности. И, черт возьми, ты молода, невероятно красива, ты знаменита… и Париж полон соблазнительных мужчин, которые только и мечтают разделить с тобою одиночество! Я знаю, по меньшей мере, дюжину безумцев, без памяти влюбленных в тебя! Хочешь, чтобы я их назвала?
– Это бесполезно, – запротестовала Марианна, которую слишком свободная мораль бывшей «щеголихи» коробила, но и забавляла. – Это бесполезно, ибо у меня нет желания быть с другими мужчинами. Если бы я этого хотела, мне достаточно ответить на одно из этих писем, – добавила она, указывая на небольшой секретер розового дерева, где громоздились полученные послания, которые каждый день вместе с многочисленными букетами приносили курьеры.
– И ты их даже не вскрываешь?
Фортюнэ устремилась к секретеру. Вооружившись тонким итальянским стилетом вместо разрезного ножа, она распечатала несколько писем, бегло пробежала содержимое, поискала подписи и в конце концов вздохнула:
– Как грустно видеть это. Несчастная, половина императорской гвардии влюблена в тебя. Посмотри только: Канувиль… Тробриан… Радзивилл… даже Понятовский. Вся Польша у твоих ног. Не считая других! Флао, сам красавчик Флао мечтает только о тебе. А ты остаешься здесь, в углу у камина, вздыхаешь, глядя на низкое небо, бегущие тучи и дождь, в то время как Его Величество скачет к своей эрцгерцогине. Слушай, знаешь, о ком ты заставила меня вспомнить? О Жозефине.
Именем разведенной императрицы, которая была для Фортюнэ не только соотечественницей, но и старинной приятельницей, удалось все-таки пробить укрывавшую Марианну стену плохого настроения. Она неуверенно взглянула на подругу.
– Почему ты это говоришь? Ты видела ее? Что она делает?
– Я видела ее вчера вечером! И по правде говоря, на нее еще больно смотреть. Вот уже много дней прошло, как она должна была покинуть Париж. Наполеон пожаловал ей титул герцогини Наваррской и поместье, которое вместе с огромным участком земли находится у Эвре… присоединив, разумеется, сдержанный, но непоколебимый совет уехать туда до свадьбы. Но она зацепилась за Елисейские Поля, куда недавно вернулась, как за последний якорь спасения. Дни проходят один за другим, а Жозефина еще в Париже. Но все равно она уедет. Тогда зачем тянуть?
– Мне кажется, что я могу понять ее, – ответила Марианна с печальной улыбкой. – Разве не жестоко вырвать ее из своего дома и, словно ставшую ненужной вещь, отослать в другой, незнакомый? Почему бы не оставить ее в Мальмезоне, который она так любит?
– Слишком близко от Парижа. Особенно при прибытии дочери императора Австрии. Относительно того, чтобы понять, – добавила Фортюнэ, подойдя к зеркалу и любуясь страусовыми перьями на своей гигантской шляпе, – то я не уверена, что ты смогла бы! Жозефина хватается за тень того, чем она была… но она уже нашла утешение для своего разбитого сердца.
– Что ты хочешь сказать?
М-м Гамелен разразилась смехом, дав возможность засверкать своим белоснежным острым зубкам, после чего бросилась в кресло рядом с Марианной, обдав ее густым ароматом розы.
– А то, что должна сделать ты, моя красавица, что сделала бы любая разумная женщина в таком случае: она завела любовника!