Шоумен. Министерство мокрых дел - Гриньков Владимир Васильевич

Владимир Гриньков

Шоумен. Министерство мокрых дел

* * *

Я не знаю в жизни ничего более неожиданного, чем неприятности. Никогда не успеваешь к ним подготовиться они возникают внезапно, не заботясь о том, что ты ещё не оклемался от предыдущих. Со счастливыми случайностями как-то не так удачно получается: они приходят не часто, не так неожиданно и быстро растворяются в потоке суеты. А вот у неприятностей удар точный они бьют сразу и наотмашь.

Мы сидели вдвоём со Светланой в офисе нашей студии. Если вы решили, что мои мысли о неприятностях это о Светлане, то ошиблись. У нас с ней полное взаимопонимание, крепкая любовь (в далёком прошлом) и столь же крепкая дружба (это сейчас). Такими подругами мужчины не разбрасываются, их ценят, и я не исключение. Так что Светлана для меня друг, почти сестра и заодно коллега.

Светлана разбирала поступившую почту. Я же творил. Творческий процесс протекал следующим образом. Я сидел, развалившись на диване, и смотрел в потолок. У нас на носу была съёмка очередного выпуска программы "Вот так история!". Сценарий готов, участвующие в сценах люди замерли в положении высокого старта, герой программы уже давно созрел (хотя лично он о том даже не догадывался), а я всё тянул. Не могу точно определить причину внезапно охватившего меня ступора, но "добро" на съёмку я не давал. Что-то мне в сценарии не нравилось.

 У нас график,  спокойно напомнила мне Светлана.  Сроки.

Сказала без укора и нажима. Надо, мол, снимать только и всего.

Я оторвался от тяжких дум и посмотрел на неё. У Светланы сейчас был вид делопроизводителя какой-то заштатной государственной конторы. Только чёрных нарукавников не хватало для полного сходства.

 Что с почтой?  спросил я, только чтобы не отвечать на хотя мягко, но прозвучавший в её словах укор.

 Пишут,  ответила она неожиданно резко.

 Подбрасывают новые идеи?  я попробовал придать своему вопросу игривость.

 В каждом втором послании,  коротко отозвалась Светлана.

 Озвучишь?  не унимался я.

 Соседа вот своего предлагают разыграть. У него машина, и в эту машину прямо на его глазах въезжает "КамАЗ»,  печально ответила она.

 Да, это свежо,  заскучал я.

Светлана вздохнула и одарила меня взглядом, в котором читалось бесконечное сочувствие.

 У тебя нехорошее настроение, Женька,  осторожно сказала она.

 Ты чертовски проницательна,  машинально ответил я.

Больше всего мне хотелось, чтобы меня все и навсегда оставили в покое.

Светлана с хрустом вскрыла очередной конверт. Видимо, она всё-таки разозлилась.

 Всё нормально в нашем сценарии,  сказал я примирительно.  Всё хорошо. Всё гладко. Это-то и не нравится!

 Сценарий как сценарий,  монотонным голосом ответила Светлана, читая свежевскрытое письмо.

 Изюминки нет.

 А вот ещё!  сказала Светлана, пробежав глазами текст очередного послания.  Предлагают закатать в банки с этикеткой "Тушёнка" красную икру.

 И что?

 И так продавать.

 А смысл?

 Ну, покупает человек якобы тушёнку, приносит её домой, открывает, а там вместо тушёнки

 Как же мы это снимем?  я не дал ей договорить.  Ну, купил, бросил в сумку, принёс домой. Как снимать его, если он сидит за бронированной дверью своего жилища? Откроет втихаря нашу "тушёнку" и помчится за следующей банкой. Этак на него красной икры не напасёшься. Хотя

Я развеселился.

 Если вот только эту икру продавать не в жестяных банках, а в стеклянных

 В прозрачных, что ли?

 Ну! Видно же, что икра. А на этикетке написано большими буквами: "Тушёнка говяжья". А? И цена не как у икры, а как у тушёнки. То есть почти даром. Вот это нормально!

 Неплохо,  оценила Светлана, вскрывая очередной конверт.  Камеру прячем где-нибудь за спиной продавца и снимаем лица покупателей крупным планом.

 Покупатели продавцу: "Это всё-таки икра или тушёнка?"

 А он им в ответ: "Читать умеете? Написано же!"

Было видно, что и Светлану развеселила эта идея.

 Ага! И на ценнике тоже печатными буквами крупно: "Тушёнка говяжья".

 В общем, не верь глазами своим,  резюмировала Светлана и развернула присланную по почте газету.

 Да, из этого сюжета что-нибудь можно вытянуть

Кажется, эта идея мне начинала нравиться.

 Жень!  вдруг всполошилась Светлана.  Как твое отчество? Иванович?

Я даже не сообразил, что у неё изменился тон, и ответил беспечно:

 Иванович.

Она опустила газету, и только тогда я увидел её лицо. На нём не осталось и тени недавней улыбки, лишь какая-то гримаса.

 Что за чушь?  сказала она с досадой и почему-то со смущением.

Если бы не выражение её лица, я бы не сдвинулся с места. Но лицо уж больно было нехорошее. Я подошёл к столу и взял газету из Светланиных рук. Светлана вроде бы пыталась мне её не отдать, но у неё не получилось.

"Это" я увидел сразу. Небольшое, окаймлённое траурной рамкой сообщение было обведено красным фломастером. Чтобы, значит, долго не искали.

"Трудовой коллектив и друзья скорбят о безвременной кончине своего товарища Колодина Евгения Ивановича и выражают искренние соболезнования родным и близким покойного".

Подобных сообщений я перевидел тысячи, но это было особенное, потому что Колодин Евгений Иванович это я.

 Может, речь не о тебе?  неуверенным голосом предположила Светлана.

 Тогда почему эту газету прислали в конверте именно к нам в офис? Да ещё обвели сообщение фломастером?

Я не нуждался в Светланином сочувствии.

И вдруг мне стало по-настоящему плохо. Да, обо мне речь. Я умер. Вот так дела!

***

У Кости Жихарева было удивительное и редкое по нынешним временам свойство. Он давал деньги, ничего не требуя взамен. Жихарев был бизнесменом средней руки, имел в Москве три фирменных мебельных салона, и на нашем горизонте появился совершенно случайно. Я познакомился с ним при подготовке съёмок очередного сюжета. По сценарию предполагалось разыграть одну очень небедную даму. Дело должно было происходить как раз в мебельном салоне. Дама приезжает туда, чтобы купить спальный гарнитур по совершенно сумасшедшей цене этот гарнитур она присмотрела уже давно. Продавцы вьются вокруг неё, лепеча комплименты её вкусу.

Дама, зная цену льстивой вежливости алчных продавцов, пропускает всё мимо ушей, деловито оформляет покупку, и вот тут-то, когда она уже отдала деньги, начинается самое интересное. За те пять минут, пока ей выписывали чек и пересчитывали толстенные пачки купюр (а гарнитур, скажу я вам, стоил никак не меньше трёх новеньких "Мерседесов"), выставочный образец гарнитура подменили. Внешне он, конечно, был как и прежний, но только внешне. И когда покупательница идёт к выходу из мебельного салона (гарнитур в разобранном виде ей должны доставить чуть позже, прямо со склада), она проходит мимо выставочного образца, а там крутится один из продавцов. Продавец будто бы случайно открывает дверцу платяного шкафа, и внутри наша дама вместо виденного ранее великолепия видит грубого изготовления нешпонированные полки из древесно-стружечной плиты и прочие безобразия. Не веря увиденному, она приближается, продавец запоздало пытается прикрыть дверцу, а та дверца вдруг отрывается и ба-бах!  об пол, при этом разлетается вдребезги зеркало. Ещё бы дверце не оторваться, если она держалась на ещё тех петлях да на кривых гвоздях вместо шурупов. Продавец заливается краской от смущения и бормочет что-то об этих чёртовых поляках, которые мебель делать не умеют и вообще

Тут багровеет и наша дама, потому что о польском происхождении гарнитура она слышит в первый раз. До этого речь шла об итальянской мебели, и на ценнике ведь было ясно написано: "Производство: Италия". Дама метнулась к ценнику, а там: "Производство: Польша". Зато цена прежняя эквивалент трёх "Мерседесов". Ну, внутри гарнитура, вы понимаете, обнаруживается сплошной ужас, совсем не то, что пять минут назад видела наша покупательница, и стоить этот набор древесно-стружечных плит таких больших деньжищ никак не может, но деньги покупательнице возвращать никто не собирается, потому как: "Уважаемые покупатели! Купленные в нашем салоне товары обмену и возврату не подлежат"  выведено крупно на стене печатными буквами.