Он говорил размеренно и спокойно, будто с испуганным ребёнком, потерявшемся на незнакомой улице.
Но я просто без лифчика пришла Вера опустила голову так низко, что упёрлась подбородком в грудь.
В смысле? Вера, я что-то опять вас не понял. Как это связано?
Н-не знаю но все стали ко мне приставать и обзывать и вот он он
Виктор Дмитриевич гулко выдохнул. Отчаянно, тяжело.
Теперь он всё понял. Теперь понял, что виновата она. Она и никто больше.
А зачем? Зачем же она так пришла? Сиськами посветить захотела? Внимание привлечь! Привлекла? Привлекла, дрянь?!
Вера, вы правда считаете, что, если девушка без лифчика, любой мужчина имеет право принудить её к половому акту?
Она помотала головой.
Так это он её сейчас обвиняет в чём-то или что?
Я тоже считаю, что это не даёт никому права ни к вам, ни к любой другой девушке приставать. Вы со мной согласны?
Д-да но у меня рубашка просвечивает
И что?
Она подняла голову и наконец посмотрела на декана. В его взгляде было столько удивления и сочувствия, что страх немного ушёл.
Я не думаю, что он имел право просто это же как будто я его спровоцировала?
Кхм. Вера. А как вы считаете, вы и меня сейчас провоцируете?
Она вжалась в спинку стула и подняла сумку выше.
Извините, он тут же замахал руками, я не хотел вас пугать. Я ни в коем случае не считаю, что вы хоть кого-то провоцируете. Я как раз наоборот хочу, чтобы вы поняли, что никакой ваш внешний вид не даёт никому права к вам приставать. Никому. Понимаете?
Д-да?..
Да, Вера, конечно. Мне очень, правда, очень жаль, что приходится это объяснять. Очень жаль, что с вами такое случилось. И за это преступник должен понести наказание. Я так считаю. Он в любом случае будет уволен даже не сомневайтесь. Я ему такую характеристику напишу, что его ни один ВУЗ даже уборщиком не возьмёт. И всё же я ещё раз хочу вас спросить: хотите ли вы вызвать полицию, чтобы он за это понёс реальное наказание и больше ни к кому не смог приставать? У нас есть видео-доказательство. Они не смогут это замять. Но только если вы готовы. Готовы?
Внутри растекалось тепло, руки расслаблялись, и Вера всё, что смогла это кивнуть.
Глава 4
Сигизмунда выводили в наручниках. Весь универ таращился и вёл репортажи в соцсетях. Подумать только! Кандидат наук, почётный житель Полярьево, преподаватель философии с многолетним стажем и такое! Позор! Вот где позор!
У Веры взяли показания. Она давала их с огромным трудом. Снова всё вспоминать, снова ощущать весь этот ужас.
Виктор Дмитриевич предусмотрительно дал Вере плед, чтобы она могла накинуть его и чувствовать себя защищённой. Чтобы все эти господа-полицейские не разглядывали её грудь и не транслировали расхожее представление: «Спровоцировала сама виновата!»
М-можно я вам его завтра верну? Вера жалобно посмотрела на декана, когда полицейские покинули помещение.
Да, Вера, конечно. Вы уже домой? Давайте я вас подвезу, он выхватил ключи из ящика стола и направился к двери.
Да тут недалеко я в общежитии
Далеко-недалеко, пойдёмте. Пойдёмте-пойдёмте, это меньшее, что я могу для вас сделать.
Вера осторожно забралась в высокий пикап, придерживая чуть не съехавший плед. Виктор Дмитриевич закрыл за ней дверь и поспешил на водительское сиденье. Все свидетели этого действа таращились не меньше, чем на окольцованного Сигизмунда.
На зеркале заднего вида висел флакончик аромадиффузера, источавший запахи какао, ванили и специй.
Кондиционер или окошко открыть?
Вера молча пожала плечами и неловко улыбнулась.
Может, тогда кондиционер? Не против?
Она кивнула. Ещё бы она против была!
Так нормально?
Повеяло приятной прохладой, развеявшей духоту жаркого дня. Вера опять кивнула и вдохнула глубоко-глубоко.
Виктор Дмитриевич улыбнулся и тронулся с места.
Если будет холодно, скажите.
Угу
Вам в наше же общежитие? Привузовское?
Ну да.
Он помотал головой.
Я с самого назначения воюю за его реновацию. Люди в таком не должны жить.
Вера, будто пристыженная за жизнь на помойке, отвернулась к окну. Дома и магазины прятались за листвой. Ярко-зелёная трава желтела солнечными одуванчиками и куриной слепотой. Кое-где синела печёночница. Женщина с тяжёлым пакетом торопилась к автобусу, а тот закрыл двери и тронулся.
Минутку, Виктор Дмитриевич притормозил, опустил стекло с Вериной стороны и посигналил водителю.
Тот высунулся.
Чего?
Там пассажирка торопится. Вы, наверное, не заметили.
Водитель автобуса выпучился, будто хотел дать в глаз, выдавил жуткую улыбку и просипел:
Да уж, конечно же, не заметил. Как хорошо, что вы, добрый человек, сказали, он резко затормозил и открыл двери.
Декан закрыл окно и поддал газку.
Доехали быстро всего-то три километра. Вера обычно даже автобуса не ждала. Больше прождёшь, чем своими ногами. Ездила, разве что, когда видела, что вот-вот подъезжает. А то и с ней такое бывало: опаздывала, бежала, а водитель делал вид, что дико торопится или её вовсе не замечает.
Пока Вера неумеючи дёргала за ручку, Виктор Дмитриевич вышел, обошёл машину, открыл ей дверь и подал руку. Она осторожно о неё оперлась. До чего же приятная кожа! Тёплая, по-мужски нежная. Не то что у этого омерзительного Сигизмунда!
Вера, я искренне хочу принести вам извинения за случившееся.
За что?..
За то, что, учась под моим началом, вы оказались в опасности. Я не должен был держать на кафедре подобных ур сотрудников.
Вера распахнула глаза, губы задрожали.
Если вам нужно несколько дней отдыха отдыхайте. Не волнуйтесь, на стипендии это не отразится. И, пожалуйста, пообщайтесь со специалистом. Я пришлю вам его номер. Хорошо?
Угу со специалистом. Конечно. Вся стипендия уйдёт на одну-единственную встречу.
Это, конечно, бесплатно. Не хочу на вас давить, но, думаю, вы понимаете, как важно не подавлять такие истории. Простите, если я сейчас уже не в своё дело лезу, он приложил руку к груди. Я что я несу? Вам, наверно, нужно отдыхать, а не слушать мою болтовню. он пошёл к машине и бросил на прощание: Я вам напишу!
Вахтёрша недовольно потёрла глаза.
Ни днём, ни ночью от вас покоя. Чего пришла-то? Сегодня ж субботник.
Отпустили
Угу! Отпустили! Знаю я вас! Отпустили её, она проводила Веру взглядом, зевнула и продолжила клевать носом.
В общежитии было непривычно тихо. Все пошли на субботник, а кто не пошёл сидел тихо, притворяясь больным.
Обшарпанные стены коридора кое-где были исписаны нелестными отзывами о постоялицах. «Таня шлюха», «Галя дура», «Ирка дырка». Старые доски пола, покрытые десятками слоёв краски, поскрипывали и липли к ногам. Как обычно, с трудом повернулся ключ в древнем замке, и Вера наконец оказалась в своей заунывной комнате. Три кровати с проссатыми матрасами, один письменный стол и платяной шкаф, три стула и прикроватные тумбы. С узенького подоконника тянулись циссус и плющ, делая убогенькую холупку хоть немного живой. Циса и Плюща. Вера бережно за ними ухаживала, поливала и даже умудрялась откладывать со стипендии на подкормку.
Ещё в начале первого курса она нашла их в горшках на помойке, полузавядших, сухих. Выходила, напоила. Она любила с ними разговаривать, протирая листочки. Вы же мои хорошие, как у вас дела, всё ли у вас хорошо. На лето и новогодние каникулы забирала их в деревню, а потом снова везла сюда. В первые новогодние каникулы совершила оплошность и оставила здесь одна из соседок собиралась встречать новый год в общежитии. Обещала ухаживать и поливать.
Вернулась Вера к поникшим веточкам и опавшим листочкам. А соседка божилась, что поливала Вера каждый день ей присылала напоминания, и та всякий раз отчитывалась: «полила». Они тогда даже чуть не поссорились, но Галька была вроде хорошей и честной девчонкой. Ну не могла она так нагло и правдоподобно врать. А тут, в прошлое лето, оставила Вера своих питомцев на каких-то там пару дней с бабушкой, а сама пошла с деревенскими друзьями в поход. Так и что же? Листочки мигом стали вянуть, как старушка их ни старалась протирать и поливать а она-то уж знала толк в растениях: чего только сад и огород её стоили.