С тех пор я не видел Азата. Один раб втайне сказал, что пять из восьми наложниц стали от него тяжёлыми, а его отправили на войну.
Через год Хуром освободил меня и ещё четырёх мальчиков от грязных работ и назначил смотрителями, наравне с евнухами. Евнухи презренные ленивые существа, способные только жрать, хвастаться, доносить и предавать. Я знал, что неосторожный пылкий взгляд на красавиц будет перехвачен и против меня составят донос. Поэтому я не позволял себе лишнего, вспоминая Азата, и каждую ночь разряжал неуёмную страсть на своём одиночном ложе, не стесняясь товарищей. Это здесь одобрялось. Мой друг Ваник, не евнух, придумывал небылицы про красавиц с тонким станом, и про то, как ими овладевали герои. Самое главное он умел описывать в сладострастных подробностях, а мальчики теребили свои зибби. Заканчивались эти сказки стонами, выдохами и испачканным бельём Кстати, историю про оргию Азата придумал Ваник, не имея возможности её видеть.
Позднее Хуром устал от ложных доносов тупых кастрированных боровов, а я заслужил его доверие.
В один зимний день меня и Ваника продали еврею Мусе, и мы переехали в Багдад.
Овидий и римская баня. Оргия-мистерия
Мы ждали, что наши зибби будут опять использовать для мужеложества в лечебных целях, но в первые дни нас не трогали. Держали в богатом дворце и хорошо кормили. В субботу к нам пришёл сам Муса. Он не стал говорить присказками, как это любят делать персы, а выложил прямо, что мы должны стать искушёнными женскими угодниками в любви и страсти, чему нас предстояло обучить. Таких мастеров немного, сказал он, и добавил, что быть на содержании у римских патрициев настоящий рай для раба, которому даже сам гражданин Рима позавидует.
Нас отправили в Афродисиас учиться искусству любви. Наверное, Муса хотел нас очень дорого продать.
В школе нас учили латыни, философии, поэзии и искусству мистерий. В быту прививали умеренность и эстетику. По субботам были бани, общение с римлянками, которые могли себе позволить провести со мной ночь любви. Не каждая оставалась со мной. Ванику везло с этим больше у него лучше подвешен язык. А как учила нас весталка Авила, уши женщины ворота в её лоно.
Авила была частой гостьей. В тайных мыслях мы все хотели овладеть этой великой женщиной. Ваник сочинял ночью об этом истории. Она знала всё и видела любого человека насквозь. Греческая богиня, высеченная из белого мрамора. Лёгкая, простая одежда в полной гармонии с частями её тела подчёркивала их совершенство. При общении она расцветала, как утренняя лилия, а одно лишь движение бровей приводило мужчин в трепет. Богиня! Она могла спокойно рассуждать о мужских зибби, совокуплениях и женских слабостях, будучи при этом девственницей, жрицей храма Афродиты-Венеры. Не знаю, как другие ученики, но я бы заплатил самое дорогое, что у меня есть, и даже жизнь не задумываясь отдал бы за ночь с ней.
Ваник тоже об этом мечтал и придумывал всё более смелые ночные сказки с этой красавицей. Он вышел из древнего армянского рода Семиридов. Плотен и волосат. Все помыслы у него были про оргии и совокупления. Последняя сказка про Азата тому пример. Каждую женщину с первого взгляда он представлял голой в позе буквы Z. При этом был умён и осторожен, потому и избежал участи Азата. Сказки Ваника обладали всеми чертами автора. Там было мало романтики и много блуда. Мне же больше по нраву романтика, чем животная страсть. Однажды я увлёкся римлянкой.
После принятия ванн в римской бане две богатые римлянки захотели общения с мужчинами. Мы с Ваником были доставлены туда и предстали перед ними в коротких белых хитонах. Мне понравилась холодная и властная Топурия, а Ванику женственная и игривая Офелия (что не мешало ему пялиться и на Топурию). После непродолжительного общения про погоду и рынки Рима Ваник потащил смеющуюся Офелию к бассейну.
Мою же собеседницу интересовала поэзия. У неё с собой даже были свитки с творчеством Овидия, и она просила меня читать.
Почему ты улыбаешься, Топурия?
У тебя смешная речь. Откуда ты, раб Арам?
Я армянин, сын великого Армида. Нас завоевали персы и продали в рабство евреям.
Значит, ты не раб. Раб это презренное состояние души. Почитай мне ещё «Науку любви».
Прочь от этих стихов, целомудренно-узкие ленты.
Прочь, расшитый подол, спущенный ниже колен!
О безопасной любви я пишу, о дозволенном блуде,
Нет за мною вины и преступления нет.
Мы говорили о поэзии Овидия и о любви между мужчинами и женщинами, а со стороны бассейна доносились смех, крики и плескания расшалившейся парочки. Моя новая знакомая оказалась весьма наблюдательной. Женский взгляд не мешал ей понимать мужчин. Я слушал её и осознавал, что увлекаюсь этой рассудительной и интересной девушкой, которая была ещё и удивительно красива. Туника не могла скрыть прелестей её белоснежного тела, нетронутого солнцем. Такие белокурые красавицы с глазами северного моря и с аристократическим греческим профилем были редки среди загорелых, черноволосых римлянок.
Незачем плавать тебе в самую дальнюю даль,
Хоть и Персею пришлось жену добывать у индусов,
И от Лаконской земли в Трою Елена плыла.
Столько в столице девиц, и такие в столице девицы,
Что уж не целый ли мир в Риме сошелся одном?
Но тут наша поэзия прервалась. Весь мокрый и счастливый Ваник притащил на руках голую Офелию. Держась за его бычью шею, она томно смотрела на новоявленного любовника.
Дева Топурия не желает принять ванну?
Моя подруга посмотрела на меня и улыбнулась.
Кажется, что вам и без нас хорошо.
Нам хорошо, но с вами будет лучше.
Ваник был Ваником, мохнатым шмелём, опылителем роз. Он и не скрывал этого. Полагая, что Топурия свысока смотрит на примитивного, приземлённого армянина, мне казалось, что за очередной шалостью моего друга последует властный голос богини Селены: «Раб, знай своё место». Но она улыбалась, щёки её румянились, а после очередной шутки Ваника даже рассмеялась. Как она была хороша! Луна-Солнце.
Ваник утащил Офелию в укромное место, напоследок подмигивая Топурии, а мы продолжили беседу.
Ты не такой, как твой друг. Стесняешься женщин и уходишь в философию, глядя свысока на простые человеческие радости.
Нет, моя госпожа. Я робок только с тобой, ибо, воздавая почести твоему уму и божественной красоте, не смею к ней прикасаться своими волосатыми похотливыми руками.
А твой друг ещё как смеет.
Её глаза зажглись, я почувствовал напор. И это уже была не Селена. На одном лице нашли отражение и взор побеждающей Афины и женский интерес страстной Афродиты.
На другом конце зала раздавались эмоциональные, свойственные страстному совокуплению междометия Офелии. Ваник мастер игры на богами созданном музыкальном инструменте женском теле. Он осваивал вторую розу. По идеям этого забавника выходило, что у женщины есть три розы это естественные её отверстия: одно верхнее (уста), и два нижних. Вторая та, что спереди, и третья сзади. Он утверждал, что каждый герой только тогда полностью овладеет женщиной, когда соберёт все три её розы. Освоение первой розы всегда идёт молча. Это настройка, подготовка к музыкальной игре. Завоевание второй это уже музыка. Она должна неистово звучать, а рука музыканта должна быть крепка, чтобы натягивать струны. И завладение третьей это дар музыканту от покорённой им арфы, что для девы знаменует полное приятие его власти.
Первобытная женская песнь Офелии закончилась, но звуки от возни тел продолжились. Ваник окучивал третью розу, и делал это успешно, потому, как дивная арфа Офелии опять начала звучать.