Станислав Валерьевич криво изгибает губы.
А я слышал, что ты три года училась бальным танцам.
Шах и мат. Я на лопатках.
Пытаюсь взять себя в руки. Тут-то, наконец, вмешивается тетя.
Поэтому всего-то три года отучилась, усмехается она. Две ноги, и обе левые, ведь так, Элла?
Быстро киваю и выдавливаю из себя смешок. Надеюсь, что вопрос исчерпан, но тетя вбивает гвоздь в мой гроб.
Но все же на танцах тебя научили основам, пусть бальником ты так и не стала. Так что дерзай, племянница.
Улыбка сползает с моих губ. Гневно смотрю на тетю и вижу, как в ее глазах вспыхивает дьявольский огонек. Ничем хорошим это противостояние для меня не кончится. Киваю и медленно поднимаюсь, судорожно растирая ладони о подол платья. Самойлов кивком прощается с тетей и направляется к танцполу, где уже кружатся пары. В том числе и моя мать, но она так увлечена новым кавалером, скорее всего, кто-то из ее друзей, что не замечает собственного мужа и дочь, которые занимают место поодаль от остальных.
Надеюсь, это место выбрано не зря, потому что мы почти скрыты от большей части гостей, и мой очередной конфуз заметят немногие. Но я все равно позволяю Станиславу Валерьевичу положить мне руки на бока, а сама кладу ладони на его грудь. Почти не касаюсь его, только приятная на ощупь ткань греет мои заледенелые ладони.
Вполне неплохо, улыбается Самойлов, и только теперь я замечаю, что мы двигаемся в ритме неспешного танца. Мои ноги работают сами по себе, наверное, опыт, приобретенный за годы практики, что нельзя сказать о моем сердце, ухающем в груди каждый раз, когда его ладонь соскальзывает или мои собственные руки прижимаются к его груди.
Спасибо, выдыхаю, стараясь смотреть себе под ноги. Теперь боюсь, что наступлю на его дорогие туфли и испорчу их. Вмиг начинаю чувствовать себя неуклюжей девчонкой.
Элла?
Да? вздрагиваю, когда вновь слышу свое имя.
Осторожно приподнимаю голову, чтобы опять пропасть в его зеленых глазах. Магия, не иначе. Потому что я совершенно не понимаю, что со мной творится.
Ты в порядке? Я заметил, что ты почти ничего не ешь и молчишь весь вечер. Мне показалось, что тебе не нравится здесь находиться.
Слова пугают. Пугает то, что он видит меня насквозь, и то, что подмечает даже незначительные детали, а это означает лишь то, что мне совершенно неподвластно искусство лжи.
Ужас давит на горло. Приходится взять себя в руки, чтобы ответить.
Если честно, то я просто ни разу не бывала на подобных мероприятиях и не знаю, как себя правильно вести, произношу тихо, молясь, чтобы никто не подсушивал наш разговор. Особенно чтобы мои слова не были услышаны тетей или матерью.
Самойлов мягко улыбается. Наверное, его полностью устраивает такой ответ, но то, что произносит следом, несколько обескураживает меня:
Я не хочу, чтобы дочь моей жены чувствовала себя загнанной в ловушку.
Но я не
Элла, это и твой праздник. Просто наслаждайся и не думай, что что-то делаешь не так.
Я нервно сглатываю и быстро киваю, желая оттолкнуть Самойлова и вернуться к тете. Нет, лучше вообще уйти, лишь бы не оставаться рядом с ним. Сердце бешено колотится, и я замедляю ход, плавно опуская руки. В этот миг музыка затихает, а значит, и наш танец должен закончиться, вот только он не убирает руки с моей талии, что заставляет меня беспокоиться. Нас же увидят!
Я пойду, шепчу, осторожно отталкивая от себя Самойлова, и разворачиваюсь, но с ужасом застываю на месте, потому что к нам приближается мама.
Я не готова. Только не сейчас. Но она уверенным шагом приближается к нам, плавно покачивая бедрами. Словно каждый миг ее жизни напоказ.
Неудивительно. Ведь оно всегда так и было. Сколько я видела фильмов и сериалов с ее участием? Не перечесть. Сколько вырезок из газет и журналов у меня было, спрятанных в специальной папке? Много. Очень много. Но я сожгла все вырезки, когда мне стукнуло четырнадцать. Мой маленький бунт против родительницы. Тогда вышла романтическая комедия, где у мамы была одна из главных ролей. Она играла молодую мамочку двух близняшек, которые решили найти для нее нового мужа. В общем, ту комедию, похожую на какую-то кальку с иностранного фильма, я так и не досмотрела. Потому что не смогла сделать это из-за слез, наполнивших мои глаза. Я рыдала, представляя, что это меня так мама обнимает, мне она заплетает косы или рассказывает про любовь. Для меня она готовит завтрак и помогает собраться на первое свидание. Они все смеялись, улыбались и выглядели счастливыми, а мне казалось, что смеются надо мной, а не над какой-то дешевой шуткой из второсортного фильма. Я сожгла все вырезки и пообещала себе, что больше не буду смотреть ее фильмы. Слишком больно осознавать, что она может быть с кем-то любезной или милой, может для кого-то улыбаться или держать за руку. Для нее я всегда была обузой. Ошибка прошлого.
И вот она вновь играет роль. Только теперь это роль заботливой и ласковой жены. Для меня нет места в ее тщательно продуманном мире.
Вот ты где, лукаво подмигивает она, скользнув взглядом по мужу. А потом словно замечает меня, хотя я уверена, что она видела нас. Подаришь следующий танец жене?
Мне бы уйти, чтобы только не видеть ее. Но отступать некуда. Впереди моя боль, позади ничего не знающий Станислав Валерьевич. А вокруг столько глаз и ушей, что хочется сжаться и исчезнуть, как мыльный пузырь.
Самойлов приближается к нам и протягивает руку женщине, которая нарочно игнорирует мое присутствие. Я оплошала, нарушив их с тетей уговор.
«Не высовываться, не попадаться под ноги».
Я должна была раствориться в толпе, но в итоге толпа видит нас.
Мама вкладывает руку в ладонь мужа. На ее пальце сияет бриллиантовое кольцо. Звучит романтичная мелодия. Самое то, чтобы кружиться в танце с любимым человеком. Я вижу, как они обходят меня, чтобы вернуться на танцпол, где вскоре становятся центром внимания.
Они слишком красивая пара, чтобы не завидовать.
Но зависти нет. Лишь боль, давящая на грудь. Я начинаю задыхаться. Мне нужно на воздух. Мне нужна холодная вода, чтобы смыть с пылающих щек огонь ревности. Она выбрала не меня. Она выбрала кого-то другого! Опять!
Срываюсь с места и бегу прочь на ватных ногах, минуя столик, за которым сидит тетя. Она с жалостью смотрит на меня, но не пытается преградить путь.
Я выбегаю из банкетного зала в загородном комплексе, который Самойлов арендовал на этот день. Здесь полно гостей, отовсюду слышатся голоса, смех и пахнет весельем. Я чувствую себя самозванкой, пробираясь через толпы незнакомых мне людей, пока наконец не нахожу небольшой закуток. Прижимаюсь спиной к стене, оглядываясь по сторонам. Никто меня не видит. Никто меня здесь не найдет.
Дышу. Стараюсь, по крайней мере, протолкнуть в легкие как можно больше прохладного вечернего воздуха. Мысли начинают успокаиваться, как и бешено колотящее сердце замедляет бег.
Закрываю глаза, прижимаю к лицу потные ладошки. Когда же это все закончится? Когда же меня перестанет трясти при ее виде? Когда я смогу жить, а не существовать, все время анализируя свои действия?
Элла, хватит, голос тети врывается в мое подсознание именно в тот момент, когда я готова сползти по стенке и усесться в траву.
Я опускаю руки и смотрю на тетю. Она держит в руках салфетку, которую протягивает мне.
Вытри сопли, дорогуша. Нам нужно вернуться.
Я не хочу, вяло отвечаю, но салфетку принимаю. Сморкаюсь со всей силы, тетя аж морщится, стоит ей услышать звук, который способны издать мои ноздри.
Мы вернемся и пробудем там еще полтора часа. Так что перестань ныть. Возьми себя наконец-то в руки и делай то, что нужно.
Она неумолима. Бесполезно спорить с тем, кто уже все решил. Кто вообще все решает за тебя второй десяток лет.