Вспомнив об Артёме, она улыбнулась и сладко поёжилась, оторвав отяжелевшие глаза от экрана. «Хорошо, что завтра утром он вернётся в Москву. Зачем, интересно, он так срочно отправился в Самару, к сестре? И не говорит ведь ничего об этом. Обычно он ей всё рассказывает. Или нет?» Майя не относилась к тем девушкам, кому нужно постоянно пребывать с любимым на связи, писать, звонить, проверять, бесперебойно подтверждать чувства и требовать того же от объекта своей привязанности. Если он предлагал ей встретиться, она соглашалась. Приглашал в гости шла. Но чаще всё происходило как-то само собой. Сколько это продлится и чем кончится? Она не собиралась травмировать себя этим. Главное сейчас другое. Не Артём. А их группа. Их планы. Их товарищество. Решающее время, похоже, не за горами.
Артём как-то слишком нервно отреагировал на то, что они собрались у него в кабинете. Ну ничего! Привыкнет. Она как-нибудь улестит его. Не отказываться же из-за его капризов от такого безопасного места!
Мать за стенкой шумно повернулась. Кровать длинно и устало скрипнула.
Они жили в двухкомнатной квартире в доме на Студенческой улице, прямо напротив Третьего транспортного кольца. Район для Москвы весьма неплохой, даже престижный. Но здание спроектировано в тридцатые годы прошлого века; стены так тонки, что жильцы с первых дней свыкались с тем, что слышат всё происходящее у соседей. Впрочем, до войны это не виделось чем-то особым, все жили сложно и скученно, тем более дома предназначались для работников «Метростроя», и предполагалось, что те спят крепко. Это потом, обретя отдельные квартиры, люди стали коммунально зависимыми, без конца вступая в тяжбы с городскими службами по поводу вибраций, запахов и прочих неудобств.
Майя прислушалась. Мать дышала тяжело, с присвистом. Бедная! Как она устаёт! Преподаёт в школе английский, да ещё и бегает целыми вечерами по ученикам или сидит в Скайпе, вразумляя не сильно умных детишек. Иногда ученики приходят к ним домой, если маме нездоровится, а это, к сожалению, с годами происходит всё чаще и чаще. Мама готова страдать и надрываться, сколько надо, только чтобы Майечка училась на дневном. Хорошо, что мамина школа совсем недалеко от дома. Буквально десять минут по Студенческой. Кстати, мать умышленно не отдала её туда побоялась кривотолков. Пришлось Майе ходить на ту сторону Кутузовского проспекта, в 711-ю. Школы располагались в абсолютно одинаковых зданиях красного кирпича с круглыми белыми барельефами на фасаде. Там были, кажется, Пушкин, Ломоносов, ещё кто-то.
Был бы жив отец, мать так бы не мучилась, не тянула бы этот воз, не надрывалась бы. Но его нет. Он умер, когда Майе исполнилось девять. В кризис 2008 года его выгнали с хвалёного Первого канала, где он работал оператором. Отца настолько это подкосило, что он, не раздумывая, зажёг в себе свечу алкоголизма, которая спалила его в несколько месяцев. Однажды он выпил так много, что утром уже не открыл глаза.
Папка! Она могла хоть сейчас представить его во всех деталях: как он ходил, улыбался, смотрел футбол, прихлёбывал пиво, пробовал воспитывать её и почти никогда ни на кого и ни на что не злился. Почему он ответил за то, что власти не нашли другого варианта борьбы с кризисом, как массовое увольнение людей?
Она вернулась в Телеграм, читала и читала, иногда морщась, иногда улыбаясь.
* * *
Мысль отправиться к Елисееву пришла спонтанно, но вскоре он укрепился в ней. Именно Иван, несмотря ни на что, сейчас необходим ему.
Его заместитель проживал на Студенческой улице, не в шикарном, но вполне добротном доме. Генерал не считал нужным интересоваться деталями быта подчинённых, полагая это излишней фамильярностью, но полковник сам рассказывал ему, как они разъехались с отцом и матерью, но поселились в одном микрорайоне, недалеко от Киевского вокзала. Ваня тогда радовался, что вариант нашёлся хороший. Однажды генерал побывал у Ивана, они с коллегами по Управлению обмывали его полковничьи погоны. Тогда все сильно набрались.
В багажнике его машины лежали два травмата, два охотничьих карабина и Викин ноутбук источники его отчаяния. ГИБДД он не боялся, его корочка должна подействовать. Досматривать автомобиль они не сунутся.
Он не верил, что оружие имеет отношение к его внучке, но чтобы доказать это, ему нужен был союзник. Тайный союзник.
Елисеев удивился позднему звонку шефа, но виду не подал. Надо значит, надо.
Вдоль тротуаров Студенческой симметрично, как только что посаженные деревья, высились фонарные столбы с загнутыми верхушками. Сама улица выглядела довольно уныло, несмотря на недавно уложенную плитку. Свет из окон не притягивал взгляд.
Крючков припарковался во дворе, вышел из машины.
Елисеев ещё не спустился.
В глубине двора неумолимая казённость безликого здания Дорогомиловского районного суда. Перед ним детская площадка со скособочившейся горкой странной формы. «Как дети съезжают с неё?» удивился про себя Крючков. И сразу перед глазами проплыла маленькая Вика в комбинезончике, смеющаяся, розовощёкая. В детстве она выглядела чуть полнее, чем надо, но потом взялась за себя и лет с тринадцати ни одного лишнего грамма не допускала.
Наконец Елисеев появился. «Он в хорошей форме», оценил генерал спортивную фигуру подчинённого. Полковник надел пуховик, джинсы. Походка пружинила. От него еле уловимо пахло табаком. «Он вроде бы не курит».
Разговаривать в машине при современных средствах прослушки так себе идея. Сейчас по этой части неприкосновенных нет. Собственной безопасности даны полномочия неограниченные. Кто знает, не слушают ли всех без разбора?
Крючков давно избегал кому бы то ни было доверяться целиком. Но сейчас придётся.
Два офицера полиции медленно пошли по дворам, вдыхая ночной, уставший от борьбы с бензином воздух, скрипя ноздреватым снегом, осматриваясь, поскольку не случалось в их жизни таких минут, когда они могли бы полностью расслабиться.
Крючков, посвящая заместителя в детали недавнего осмотра Викиной квартиры, фактически признавался в служебном преступлении в краже вещдоков. Вещдоков в деле, которое ведут его подчинённые.
Выслушав начальника, Елисеев предложил тому все же зайти куда-то выпить кофе. В России «выпить кофе» всегда попытка с чем-то справиться. Хотя бы чуть-чуть.
На той стороне проспекта круглосуточно работал «Кофе Хауз».
Иван недоумевал.
Они сели в почти пустом зале, где с картинок на стенах манили уютные пейзажи Праги, Петербурга; видимо, хозяева делали ставку на то, что, умилившись, клиент больше закажет. К ним сразу же подбежала симпатичная девушка, явно из какой-то азиатской республики.
Я не допущу, чтобы её имя трепали. Важнее этого нет ничего. Для газетчиков это же лакомая история, ты понимаешь. В наше время они ничего не упустят. Внучка генерала. Дома оружие. Тело нашли в наркопритоне. У них ничего святого. Раскрутят на полную, правда их не волнует. Поэтому об этих стволах они не должны пронюхать. Никак не должны. Вот я их и забрал. Мы сами разберёмся, откуда они. Ясно, их кто-то подкинул. Но как? Когда? Помоги мне. Это не приказ, как ты догадался. Просьба.
Ясно. Но нам будет трудно снять отпечатки с этих стволов, если не приобщим их к делу. И вообще определить их происхождение, сожалел Иван, надеясь, что к генералу вернётся здравый смысл.
Я это устрою. Потом сообщу. Крючков огорчился такой реакцией: всё же он редкий долдон, ему про Фому, а он про Ерёму. Ну больше всяко не на кого положиться.
Как?
Не забывай, что я начальник ГСУ по Москве. И служу уже сорок лет. Сделают в одном из отделений. Стволы пусть пока остаются у меня. Я буду держать тебя в курсе. Лучше скажи, что-то уже удалось прояснить? Генерал ничего не стал заказывать, даже не снял куртку. Седые его волосы немного растрепались.