Разумеется, процесс над палачом интересен не только Эйхманом как наводящей ужас исторической фигурой, и не Ханной Арендт с её трагической судьбой, и не спорами по их поводу, которые не утихают уже десятки лет. Если смотреть шире, перед нами предстаёт вечная проблема Добра и Зла. Жизненно важен для человечества ответ на вопросы о том, как распознать Зло, понять, откуда оно берётся, где его корни, как и почему проявляется в человеческих особях, и как выглядит Зло в человеческом образе.
Эйхмана судил земной суд и приговорил его к казни. Но его ждал и Высший суд, которого ему не дано избежать, перед которым не дано оправдаться. Вероятно, не случайно напрашивается аллюзия с произведением средневекового поэта и мыслителя Данте Алигьери «Божественная комедия». В своей поэме Данте описывает путешествие героя, которого по загробному миру сопровождает римский поэт Вергилий. Описывая Ад, он сообщает о так называемых кругах, в каждом из которых пребывают разного рода грешники. Нет сомнения, что место Эйхмана и ему подобных в Аду. Но в каком круге должно поместить Эйхмана? Есть ли ему место даже в Аду? В одном из девяти кругов или для него должен быть уготован круг десятый, упущенный Данте, не предполагавшим возможность сотворённого нацистами зверства?
Предыстория суда над Адольфом Эйхманом является не только сюжетом для приключенческого фильма о его похищении из Аргентины, но и материалом для размышлений о природе Зла, об ответственности за содеянное, т. е. о том, что представляет вечный спор на тему «Кто виноват?»
~
Моё внимание к личности Эйхмана возникло прежде всего из интереса к теории и психодиагностической практике Леопольда Зонди[4], который странным и даже мистическим образом оказался связанным с Эйхманом. Занимаясь психологическим тестированием с помощью теста Зонди, буквально в первые годы моего знакомства с этой техникой я наткнулся на исторический эпизод, связанный с упомянутым тестом. Речь шла о тестировании нацистского преступника Адольфа Эйхмана. Разумеется, личность злодея привлекала внимание и исследователей различных научных дисциплин и направлений в попытках понять сущность и обнаружить истоки его дьявольских деяний. В связи с этим возникло имя Леопольда Зонди, который делал заключение относительно личности Эйхмана на основании анонимных протоколов тестирования с помощью разработанного им психодиагностического инструмента. В заключении, которое написал Л. Зонди после анализа результатов тестирования, однозначно утверждается, что тот, которого он тестировал заочно, «преступник с неукротимой смертоносной ментальностью»[5]. Другими словами, некто, протоколы исследования которого были посланы учёному, являлся воплощением Каина. Но мы-то знаем, что это психологическое заключение относилось к Адольфу Эйхману.[6]
Кроме того, источник моей обсессии, моего бессознательного влечения к этой теме заключается в том, что корни здесь глубоко личные. Как и множество других еврейских семей, потерявших своих близких в огне Холокоста, мою семью не обошли утраты.
~
Понятно, что ответы на вопросы «За что?», «Почему именно евреи?» в общем виде имеют бесконечное число вариантов, версий, которые сами по себе небезосновательны. Многие из них содержатся, например, в объёмном трактате «Истоки тоталитаризма», представляющем собой серьёзное научное исследование, написанное Ханной Арендт. Эта её работа, вероятно, не имела столь же широкого круга читателей, как её репортажи из Иерусалима, поскольку была обращена к подготовленной аудитории.[7] Книга же «Эйхман в Иерусалиме», которая была скомпонована из её сообщений из Израиля, стала известной не только научному сообществу, но и людям, «которые читают газеты», т. е. разным слоям населения, до которых она донесла свои впечатления и соображения, возникшие на основе наблюдения за процессом в Иерусалиме.
Не раз перечитанная книга известного философа своим содержанием скорее вызывает у меня непонимание и несогласие с позицией автора, нежели отвечает на вопрос о том, что двигало Эйхманом в его служебном рвении, направленном на истребление еврейского народа. Интуитивно концепция банальности зла не показалась мне обоснованной, хотя, несомненно, выглядела броско и вызывающе. Сомнения в легитимности подхода Х. Арендт как философа к психологической проблеме побуждали меня заняться поиском материалов психологического обследования Эйхмана. К счастью, многие подобные материалы, в том числе и с Нюрнбергского процесса главных военных преступников, были опубликованы уже в начале XXI века. И самое главное, что среди этих материалов были протоколы психологического тестирования.
Имеет смысл сосредоточить внимание на рассмотрении проблемы, описанной в книге Ханны Арендт, как иллюстрации вполне конкретного случая. Как случилось, что реальный человек, который удостоился разных эпитетов, производных от слова «злодей», принял на себя миссию и осуществил её, спланировав и организовав массовые убийства в масштабах, которых человечество не знало на протяжении всей известной своей истории?
В данном случае мы видим олицетворение Зла в конкретной личности, о которой сейчас имеется достаточно много материалов для того, чтобы попытаться понять, что ею двигало. И следует подчеркнуть, что для последующих поколений не безразличен ответ на вопрос являлась ли его личность уникальной или, как полагала Ханна Арендт, напротив, банально заурядной? Он был единственным и неповторимым в своём злодействе или такие, как он, входят в число обычных людей? Ясно, что обозначенные вопросы находятся за рамками юридической системы, которую интересует только вопрос о подсудности обвиняемого и его виновности.
То, что я употребляю различные эпитеты по поводу личности Эйхмана, несомненно, показывает моё изначальное отношение к нему. Однако это не снижает мой исследовательский интерес к его психологическим особенностям и их связи с его практической деятельностью по умерщвлению евреев (на эзоповом языке нацистов это называлось особым обращением). В этой книге я обсуждаю главным образом психологические проблемы личности Адольфа Эйхмана, которые остались за скобками книги Ханны Арендт. Я подвергаю сомнению её формулу, изменив знак выдвинутого ею утверждения («банальность зла») на вопросительный («банальность зла?»).
С точки зрения исследователя судебный процесс над Эйхманом доставил нам большое количество эмпирических данных, которые могут быть использованы для глубокого изучения личности злодея. Не случайно к этой теме обращаются на протяжении уже десятков лет, поскольку ощущается её незавершённость. Множеством причин можно объяснить то, что не поставлена точка в изучении этой, безусловно, нетривиальной личности. В своей работе я стремился к этому, но абсолютно ясно, что исчерпал тему не до конца. Так что можно рассматривать её как ещё одну попытку, которая может быть интересна русскоязычному читателю, поскольку литературы по этой теме на русском языке немного, а если касаться психологических аспектов личности Эйхмана, то окажется, что такой практически нет.
По сути, поиск ответа на вопрос, кто такой Эйхман, разными исследователями (психиатрами, философами, юристами) весьма напоминает описание слона слепцами в известной притче. Разумеется, слепцы могли сделать это только по той части тела слона, которую они могли ощутить через прикосновение. Один, схватившийся за хобот, сказал, что это змея. Другой, обхвативший ногу, решил, что это дерево. Подобные ассоциации вызвали у оставшихся слепцов и другие «элементы» слона. Но в результате целостного представления о слоне они так и не получили. Нечто подобное зачастую происходит и с описанием личности конкретного человека. Каждая практическая или научная дисциплина описывает его по-своему и на своём специфическом языке. Так и с Эйхманом. Для юристов и многих людей он подсудимый, обвиняемый, преступник. Для психиатров в первую очередь человек с нелёгким детством. Для философа в лице Х. Арендт типичный служака, конторская крыса, бюрократ. Как же из этих разных частей собрать целостный портрет Эйхмана?