Из легких вырвался скорее выдох, чем крик, и я полетела вниз, но успела ухватиться обеими руками за ограждение. Я задела лицом штукатурку и зашипела.
Madre de Dios[15].
Я так и продолжала висеть на ограждении, пока сердце бешено колотилось. Все будет в порядке. Падение с такой высоты никак мне не навредит. Ограждение по высоте было примерно таким же, как Родольфо, то есть не таким высоким. Я приготовилась и отпустила руки. Приземлившись, я выпрямилась. Ветер ужалил меня за щеку должно быть, после столкновения со стеной там осталась ссадина.
Добрый день, донья Беатрис.
Я обернулась. В дверном проеме стояла Ана Луиза седовласая, одетая в белую блузу и светло-голубую юбку по местной моде.
Что вы здесь делаете?
Осматриваю территории, ответила я, гордо подняв подбородок, и принялась разглаживать складки на юбке. Я надеялась, что Ана Луиза не видела, как я упала и поставила ссадину на щеке. Почему сад в таком состоянии? добавила я, надеясь, отвлечь домоправительницу от моего встревоженного состояния.
Я не обращала на это внимания, донья Беатрис, отрезала Ана Луиза. Тон ее голоса был суше, чем коричневая трава, хрустящая под ногами. Подойдя ближе, я почувствовала сильный запах благовоний, исходящий от ее одежды.
Я не бывала в этом саду месяцами. С тех самых пор Взгляд ее вдруг сделался отрешенным, и я была уверена, что она придумывает, как закончить предложение. С последнего раза, как хозяин приезжал домой. Мы в основном остаемся в своих комнатах или хлопочем по кухне, а донья Хуана не желает находиться здесь одна.
Занимая должность главной домоправительницы, Ана Луиза пользовалась большим уважением среди тех, кто работал на асьенде. Важнее ее был только Хосе Мендоса. Проработав вместе со слугами тети Фернанды, я знала, что такое положение в иерархии дома, вкупе с доверием сеньоры, означали независимость.
Свободу. Я познала ее, и для меня вкус этот был таким же острым, какой бывает зубная боль. Я научилась распознавать ее в других женщинах: в искре, мелькавшей в их глазах, когда им казалось, что никто не смотрит; в решительно сжатых под столом кулаках. Война продолжала отбирать братьев, мужей, отцов и хозяев, поэтому все больше и больше женщин из столицы могли обнажить свои кинжалы и забрать наконец то, что им принадлежало. И я ничем от них не отличалась.
Едва ли отличались и деревенские женщины: будь они дочерями, вдовами землевладельцев или главными домоправительницами, как Ана Луиза.
Мое появление помешало Хуане остаться в роли главной хозяйки, и вся иерархия асьенды сместилась. Может быть, и Ана Луиза видела во мне угрозу привычному распорядку ее мира. Может быть, она была права.
Я намерена сделать это место пригодным для жизни, и сады не исключение, заявила я, задрав подбородок, как это тысячу раз делала тетя Фернанда. Через несколько недель из столицы приедет моя мать, и я хочу, чтобы к ее приезду все было идеально.
От тона моего голоса темные брови Аны Луизы поползли вверх. Она кивнула со всей серьезностью, но без преувеличения, после чего взяла с крючка у кухонной двери тряпку и вернулась к уборке.
Как пожелаете, донья Беатрис.
Ана Луиза вошла в дверь, и запах благовоний только усилился. Горло сжалось. Не от сильного запаха его я находила скорее необычным, чем неприятным, но от внезапно накатившего на меня стыда. В своем приказе я услышала голос тети Фернанды. И вдруг я снова очутилась у нее дома, где меня схватили за руку и отвели на кухню, чтобы я присоединилась к вовсю кипящей подготовке к званому ужину. Званому ужину, на который меня никто не пригласил.
«Ты ведь понимаешь, тебя не должны видеть», сказала тогда моя тетя ее ногти впились мне в руку, оставляя следы в виде полумесяцев. Щеки слишком темные по ее мнению залила краска. Она ясно дала понять, что думает о «наследии» моего папы. Его нельзя продолжать. «В ближайшее время будь полезной. Елей ее голоса будто стекал у меня по затылку. Может, тогда ты чего-то будешь достойна».
Как бы я ни старалась избегать этого, голос тети Фернанды всегда был со мной, будто слабая вонь гнили, от которой никак не избавиться. Он эхом раздавался в голове каждый раз, стоило мне надеть шляпу и перчатки или взглянуть на себя в зеркало. Это из-за тети каждый раз, беря Родольфо за руку, маленькая, уязвленная часть меня хотела отпрянуть от него ведь я этого не заслуживала. И вот я услышала отзвук ее голоса в своем, когда давала поручение Ане Луизе. От стыда у меня запершило в горле.
С отъездом Родольфо я стала хозяйкой. Я ждала этого момента неделями, но теперь же, когда власть принадлежала мне и только мне, я понятия не имела, как ею распоряжаться.
Я отвернулась от Аны Луизы и отправилась по темному, неприветливому проходу к палисаднику. Оказавшись там, я уперла руки в бока и, как генерал на поле битвы, окинула взглядом увядающих райских птиц, сорняки дикой агавы и поросшие травой цветочные клумбы у входной двери.
Мне было страшно от того, как открыто Ана Луиза выражала свою неприязнь. Я еще неустойчиво стояла на ногах и сорвалась на ней. Не стоило так грубить Я не стану укреплять за собой власть, как тетя Фернанда, высокомерием и холодностью, иначе они посеют ненависть и боль, как это произошло со мной и большинством слуг тети.
Но каким тогда образом мне утвердить положение хозяйки? Мне не повезло иметь прирожденную власть, как у Родольфо или как у других мужчин. Или как у Хуаны дочери землевладельца и креола. Мне предстояло найти собственный путь. Так или иначе, я должна была сделать это до приезда мамы.
Если, разумеется, она все же ответит на письма, в которых я умоляла ее приехать. Мне оставалось лишь надеяться, что мама вынесет присутствие Родольфо.
Я отбросила эти мысли прочь и, натянув на руки кожаные перчатки, принялась за клумбы. Я яростно вырывала сорняки, оставляя за собой кучки мертвых цветов. Не учитывая перерыва на обед и небольшую сиесту в тени дома, я продолжала свое занятие, пока сад не настигли сумерки.
Что, бога ради, вы делаете? Я подпрыгнула.
Надо мной стояла Хуана. Сощурившись, она осматривала следы пота и грязи на моей шляпе и платье. От солнца ее щеки приобрели розовый оттенок, на ткани у горла и под мышками виднелись пятна пота.
Мой брат сказал бы, что для этого у нас есть слуги, донья Солорсано, процедила Хуана.
Я вытянула руки из грязи и отряхнула перчатки. Хуана насмехалась надо мной? Я не видела выражения ее лица, пока вставала и отряхивала юбки. После нашего совместного ужина мне стало понятно, что Хуана ни во что не ставит мнение Родольфо. Так же, как и он ее. К тому же она не считала нужным ухаживать за садами, в отличие от агавы. Но почему?..
А мой муж сказал бы, что он восхищается женщинами, которые понимают, каких усилий требует управление имением.
Я слышала, как Родольфо обсуждал со своими соратниками важность женского образования и возможность управлять асьендами во время войны, поэтому я переврала его слова, чтобы они звучали так, будто он одобрил бы мое поведение.
Хуана фыркнула и оглядела отметины в земле, оставшиеся после моей работы.
Восхищение одно дело, а замужество совсем другое.
Я сделала вид, что занята своими перчатками, чтобы спрятать удивленное выражение на лице. Так, значит, Хуана никогда не находила Марию Каталину за вырыванием сорняков Что еще ей было известно о первой жене Родольфо? Они ведь какое-то время жили в асьенде вместе.
Я присоединюсь к вам за ужином, бросила мне Хуана.
Она объявила о своем намерении так, будто хозяйкой была она и дом принадлежал ей, а не мне. Я прикусила язык, чтобы не ответить колкостью.
Вражда между мужем и его сестрой, интерес, который Хуана представляла для доньи Марии Хосе и других жен землевладельцев, а также слухи о почившей Марии Каталине Мне было неведомо так многое об асьенде Сан-Исидро. В отличие от Хуаны.