Генрих Герлах
Прорыв под Сталинградом
Mortuis et vivis
Мертвым и живым
1944
HEINRICH GERLACH
DURCHBRUCH BEI STALINGRAD
Приложение и документальное сопровождение Карстена Ганзеля
First published in the German language as Durchbruch bei Stalingrad by Heinrich Gerlach
Edited, with a postface and a documentary by Carsten Gansel
Published by Verlag Galiani Berlin
© 2016, Verlag Kiepenheuer & Witsch, Cologne / Germany
© Т. Зборовская, перевод на русский язык, 2023 (Часть первая, Часть вторая)
© А. Кацура, перевод на русский язык, 2023 (Часть третья, Приложение)
© ООО Издательство АСТ, 2023
Издательство CORPUS
®
Часть первая
Зарница
Глава 1
Домой, в рейх?
Зима выслала своих разведчиков в волгодонскую степь. Числа шестого непривычные для начала ноября теплые погоды сменились бесснежными заморозками, превратившими грязь бесконечной распутицы в асфальт. По долгожданной тверди бодро тарахтел маленький серый фольксваген. Ехал он с юга, со стороны обширной низины, где окопались немецкие штабы и обозы, и направлялся в сторону станции Котлубань. Шофер, укутанный по-зимнему, как капуста, и кажущий наружу только красный нос-картошку да хитрющие глазки, дал своему железному коньку разогнаться вволю. Порой он даже отпускал руль, хоть заиндевевшее стекло и мешало обзору, чтобы, наскоро стянув брезентовые рукавицы, растереть закоченевшие пальцы. Кто в мирные времена гонял по стране шести-восьмитонные махины, с таким птенчиком мог позволить себе некоторые вольности.
Офицера на пассажирском сиденье тоже пробирало до костей, несмотря на утепленную шинель и пару одеял. Он попеременно стучал одной ногой об другую, барабанил по полу или по железной стенке кузова.
До чего холодно, просто бесстыдство! бормотал он сквозь стиснутые зубы, не выпуская изо рта сигары. Так и насмерть замерзнуть можно в этой жестянке!
Это все потому, что мотор сзади, господин обер-лейтенант, подал голос из-под обмоток шофер. Гражданская версия получше. Там подогрев от выхлопа.
Не очень-то вы меня утешили, дорогой, усмехнулся офицер. Вот, возьмите-ка и себе носогрейку! Ее выхлопом тоже пренебрегать не стоит. Выудив из глубины одежек сигару, обер-лейтенант сунул ее шоферу в подшлемник. К тому же не хочу показаться неблагодарным. Не знаю, как бы я без помощи этой услужливой колымаги пробирался по украинским болотам и калмыцкой пустыне. Но что она нам может понадобиться и по русской зиме, создатели явно не думали!
Да и мы с вами тоже, господин обер-лейтенант, а тем временем это уж вторая зима!
И, надеюсь, последняя, Лакош. Когда-то ведь должны и ваньки выдохнуться!
Лакош задумчиво тянул сигару и стрелял глазками и носом в сторону обер-лейтенанта. Принюхивался. Обер-лейтенант Бройер, резервист, только несколько недель как прибыл в штаб дивизии начальником отдела разведки и контрразведки; он был обходительней, чем прежний начальник энергичный капитан, строго державший дистанцию. И все же следовало быть поосторожней, знали они друг друга еще совсем недолго. Результат Лакоша удовлетворил: пахло приятельством. И вот он решил-таки задать вопрос, который мучил его уже несколько дней:
Господин обер-лейтенант, а правду ли говорят, что дивизию теперь отведут в тыл?
Пускай служебным тайнам и надлежит покоиться за семью печатями, но если изо дня в день трясешься в одной машине по просторам вражеской страны, которые чего только в себе не таят, делишь одну мрачную дыру под названием блиндаж, ешь из одного котелка, секретов особенно и не утаить. Какое-то время офицер краем глаза косился на Лакоша, затем рассмеялся.
Опять вы что-то прослышали, а, хитрован? Да, правда. Исполним новый приказ, там, выше по Дону, в излучине и можно будет отправляться на зимовку в Миллерово. Только держите пока язык за зубами!
Так значит, и отпуск снова будет?
Бройер потуже затянул шарф и промолчал. Отпуск Вот уже больше года он не видел жены и детей. Хотя в полевом лазарете, где он шесть недель лечился голодом от дизентерии, отпуск ему настоятельно рекомендовали.
Никак не выйдет, Бройер, ответил тогда генерал. Сейчас каждый человек на счету. К Рождеству возможно. Так что отлеживайтесь в блиндаже и берегите силы!
Как будто можно было беречь силы под Сталинградом! В ходе продолжительных боев с большими потерями двум гренадерским полкам удалось наконец взять тракторный завод и продвинуться вплотную к Волге. И вот эти роты, насчитывающие теперь по восемь-пятнадцать человек и оставшиеся почти без командного состава, растянулись тонкой цепью по верхней кромке крутого берега. В грязи и вшах, замерзающие и мертвецки усталые, неделями тщетно ожидающие смены. Беззащитные под огнем русской артиллерии и минометов. Малочисленных, кое-как выученных солдат, пробиравшихся к ним на подмогу, снайперы прихлопывали как мух. А внизу, на отвесном склоне, русские засели, вцепившись в землю, словно репьи, и даже пикировщикам их оттуда было не вытравить. Каждую ночь с другого берега им поступало подкрепление, и они то и дело шли в контратаку, нанося урон и без того покалеченной дивизии. Как там говорил Гитлер? Под Сталинградом у меня воюют одни разведчики! Да, разведбаты это все, что осталось. Поберегите силы! Конечно целыми днями в городе на Волге, неуклонно превращающемся в руины под градом бомб и батарейных залпов, в местах сбора пленных в тылу, в полковых и батальонных штабах, прячущихся во тьме каких-то подвалов. А ночами, во время бомбежек, в яме под Городищем Но все это было уже в прошлом. Дивизию отводят. Танковый полк, артиллерия и другие подразделения уже отступали, за ними должны были последовать гренадерские полки. На зимние квартиры! Тогда, возможно, и будет смысл подумать об отпуске под Рождество.
Если бы только не это новое задание в излучине Говорят, что ненадолго. Что ж, скоро он узнает подробности. Размышления Бройера прервало резкое торможение. Приоткрыв дверь, Лакош выглянул наружу.
Перекресток, сообщил он. Прямо поедем?
Думаю, здесь уже нужно повернуть налево. Погодите минутку и протрите пока стекло горючим, а то ведь совсем ничего не видно!
Обер-лейтенант выбрался из автомобиля, встряхнулся, потягивая окоченевшие конечности, и направился к видавшему виды указателю. На стрелке, смотревшей на запад, он с трудом разобрал русские буквы: Вертячий.
Налево! крикнул он шоферу. Еще двадцать пять километров и Дон!
Накатанная военная дорога на Вертячий была гладкой, как шоссе, и им почти никого не встречалось по пути. Машинка стрелой мчалась на запад, прочь от Волги и Сталинграда, к берегам Дона.
Вы, видно, торопитесь поскорее оттуда убраться, а? добродушно осведомился офицер.
Ах, господин обер-лейтенант, этот проклятый Сталинград!
Ну-ну, Лакош, надо радоваться, что мы в городе! И, надеюсь, в нем и останемся. То, что мы его заняли, может сыграть решающую роль! Не время думать о жертвах, и уж точно о тех, что приносишь лично.
Лакош был на этот счет другого мнения, но промолчал. Бройер тоже замолк. После несносного однообразия последних дней и недель сегодняшний внезапный отъезд глубоко взволновал его, и он никак не мог отделаться от мыслей, что роились у него в голове. Последние сказанные им слова казались Бройеру не очень-то искренними. Не его ли самого все чаще посещало желание убраться подальше из Сталинграда? Не думал ли он и сам все чаще об отпуске, о жене и детях дома, а не о бедных солдатиках на берегу Волги? Каким же эгоистом стал он за эти три года войны! Вот и в нем зашевелился внутренний подонок[1], с которым надлежало всеми силами бороться. Бройер чувствовал, что должен презирать себя, но не мог в то же время отделаться и от чувства облегчения. Разумеется, нужно было во что бы то ни стало удержать город, и так оно и будет. У него в ушах до сих пор звучали слова Гитлера по случаю открытия четвертой кампании зимней помощи фронту, которые передавали по громкоговорителю в лазарете: Волга перерезана. Оккупация Сталинграда неминуема И можете быть уверены, после этого никому не под силу потеснить нас оттуда.