Джовани принес два больших кувшина с водой. Кора проверила периметр.
Так странно было идти к ним по переполненной столовой. Даже если бы они нас не позвали, вокруг оставалось незанятыми много мест, и хороших и плохих. Мне и раньше иногда выпадала возможность выбирать, но это всегда было рискованно просто я являлась в столовую первая, как правило от отчаяния, после многодневной голодовки. А теперь все шло самым естественным образом. Вокруг толпились ребята из среднего и старшего; большинство я знала если не по имени, то хоть в лицо. Количество моих одногодков к выпускному классу сократилось примерно до тысячи из тысячи шестисот. Это звучит ужасно, но обычно до выпуска доживают человек восемьсот. И меньше половины выбирается из школы.
Но в нашем классе учился тот, кто нарушил заведенный порядок, и он сидел за столом рядом со мной. Едва дождавшись, когда мы с Орионом усядемся, Нкойо выпалила:
Ну? Все получилось? Вы починили механизм?
Сколько там было злыдней? спросила Кора и села, закрывая крышечкой маленький глиняный сосуд, из которого капала зелье по периметру вокруг стола.
По меркам Шоломанчи ничего бестактного в этом не было; они имели полное право расспрашивать, потому что заняли стол. За эту услугу нам следовало расплатиться информацией. Остальные выпускники деловито рассаживались за соседние столы, создавая плотное кольцо безопасности в обмен на возможность послушать; те, кто сидел далеко, вытягивали шеи и прикладывали руки к ушам, в то время как их соседи по столу не спускали глаз с потенциально опасных мест.
Вся школа и так уже знала главное что мы с Орионом каким-то чудом вернулись живыми после утреннего променада. Но большую часть дня я провела, запершись в комнате, а Орион, как правило, вообще избегал людей, если, конечно, к ним не прилагались злыдни. Поэтому все слухи доходили до наших однокашников через множество уст, а это не такой уж надежный источник сведений для того, кто страстно желает остаться в живых.
Мне вовсе не хотелось воскрешать в памяти недавно пережитое, но я знала, что остальные имеют право знать. И только я могла об этом рассказать. Орион, когда один из нью-йоркских старшеклассников подошел к нему с вопросом, ответил: «Да ничего особенного. Я отгонял злыдней, пока ребята не закончили, а потом нас дернули». Орион не притворялся. Именно так он и относился к нашему утреннему приключению. Убить сотню-другую злыдней в выпускном зале подумаешь, обычный будний день. Мне даже отчасти стало жаль Джермена с тем же успехом он мог беседовать с кирпичной стеной.
Злыдней было много, сухо ответила я Коре. Битком набито. И все они хотели жрать.
Кора прикусила губу и кивнула. Я повернулась к Нкойо.
Мастера считали, что у них все получилось. Им понадобился час и одна смена в процессе. Искренне надеюсь, что они не схалтурили.
Нкойо тоже кивнула. Она слушала, сосредоточенно наморщив лоб. Вопрос был вовсе не праздный. Если мы действительно починили оборудование, те самые механизмы, которые дважды в год проводили очищение на верхних ярусах, выжигая злыдней в коридорах и аудиториях, работали и в выпускном зале; вероятно, они уничтожили немало крупных и опасных чудовищ, которые ожидали ежегодного пира. Не исключено, что большинство выпускников выбрались живыми. А значит и это главное у большей части нашего класса тоже есть шанс вырваться.
Думаешь, они вышли живыми Кларита и все остальные? спросил Орион, хмуро глядя на подгоревшее месиво из мяса и картошки, в которое он превратил блюдо, называемое в школе запеканкой. В скверные дни в ней попадались и человеческие фрагменты. В любом случае она была еще горячая и дымилась.
Выясним в конце года, когда придет наша очередь, сказала я.
Если нам не удалось починить механизм, значит, выпускники влетели в голодную и разъяренную толпу злыдней, и, вероятно, большинство погибло, не успев добраться до двери. А нашему классу предстоит на протяжении трехсот пятидесяти шести дней с удовольствием вести обратный отсчет. Какая приятная мысль. Обращаясь не только к Ориону, но и к себе, я добавила:
А поскольку раньше времени мы ничего не узнаем, незачем ломать голову. Так что перестань кромсать запеканку. Меня это бесит.
Он вздохнул и вместо ответа драматическим жестом сунул в рот полную ложку. Вкус еды напомнил Ориону, что он хронически недоедает, и он энергично принялся очищать тарелку.
А если все получилось, на сколько этого хватит? спросила приятельница Нкойо, девочка из нигерийского анклава, которая села с краю, чтобы послушать.
Еще один хороший вопрос, на который у меня не было ответа я ведь не мастер. Работа велась за моей спиной, переговоры шли на китайском, которого я не знаю и большинство слов, которые произносили мастера, по ощущениям, были матерными. Орион не знал и того он стоял впереди и десятками истреблял злыдней.
За меня ответила Аадхья:
Когда манчестерский анклав чинил механизм в выпускном зале, этого хватало на два года, иногда на три. Думаю, после нас продержится хотя бы год ну, может, два.
Но но не больше, негромко произнесла Лю, глядя на кузенов, которые сидели за своим столом вместе с Аароном и Памилой девочкой, принесшей письмо для Аадхьи. Вокруг теснилась густая толпа других новичков. Как правило, такого общества удостаиваются только ребята из анклавов. Я удивилась, а потом поняла, что знакомство с великим героем Орионом заставило и их сиять отраженным светом. До меня дошло, что, возможно, отчасти дело и в знакомстве со мной: для младших я была не угрюмой отщепенкой, а могучей выпускницей, которая побывала внизу.
Честно говоря, уже ни для кого я не была угрюмой отщепенкой. Мы с Аадхьей и Лю заключили союз, причем сделали это одними из первых. Человек, который мог выбирать, пригласил меня за безопасный стол. Я завела друзей. Это казалось чудом, как и то, что я вообще дотянула до выпускного класса. Всем вышеперечисленным, от начала до конца, я была обязана Ориону Лейку, и, честно говоря, меня не волновало, какую цену придется заплатить. Платить, несомненно, придется. Мама не стала бы тревожиться попусту. Но я ничего не желала знать. Я думала, что заплачу, какой бы счет ни выставили.
И как только я дошла до этой мысли, то перестала волноваться из-за маминой записки. Я даже перестала жалеть, что получила ее. Мама была обязана это написать, потому что совсем не знала Ориона; она должна была меня предупредить, если боялась, что ради него я могу ступить на дурной путь. Я чувствовала немеркнущую мамину любовь и дорожила ей и в то же время была вольна решать за себя. Я сунула пальцы в карман и нащупала последний обрывок записки, который сохранила, клочок со словом «смелости». Я съела его вечером, перед сном, когда лежала на своей узкой кровати на нижнем этаже Шоломанчи. Мне приснилось, что я снова стала маленькой и бегаю по полю, поросшему высокой травой и лиловыми колокольчиками, а мама смотрит на меня и радуется моему счастью.
На следующее утро приятное тепло продлилось ровно пять секунд столько времени мне потребовалось, чтобы окончательно проснуться. В большинстве школ за концом семестра следуют каникулы. Ну а здесь утром происходит выпуск, вечером появляются новички, ты поздравляешь себя и выживших друзей с удачей, и на следующий день все начинается сначала. В общем, Шоломанча не то место, где хочется проводить каникулы.
В первый день нового учебного года мы все отправляемся в новую аудиторию и узнаем расписание. Я по-прежнему чувствовала себя скверно полузажившей ране на животе не идет на пользу заклинание-крюк, которое мотает тебя по всей школе. Я нарочно поставила будильник, чтобы он разбудил меня за пять минут до официального подъема, поскольку не сомневалась, что моя аудитория окажется у черта на рогах. И, разумеется, когда под дверь, без одной минуты шесть, просунули полоску бумаги, я увидела номер 5013 и гневно воззрилась на него. Выпускникам редко доставались классные аудитории выше третьего этажа можете представить себе, как я обрадовалась; впрочем, это была всего лишь классная комната, и я не сомневалась, что занятия наверху проходить не будут. Насколько я знала, на пятом этаже учебных аудиторий не было вообще его целиком занимала библиотека. Вероятно, школа решила запихнуть меня вместе с горсткой других неудачников в какую-нибудь дальнюю картотеку.