— Да ты проголодалась, дитя мое! — заметила Виттория, глядя, с каким аппетитом Харриет уплетает пирожные.
— Никогда не ем в самолетах, — объяснила девушка. — Ненавижу летать.
— Вот как? — удивилась синьора. — Маленькой ты обожала самолеты.
«Осторожнее!» — предупредила себя Харриет.
— Теперь я не… — Она осеклась, заметив, что глаза синьоры наполнились слезами.
— Понимаю, — пробормотала Вигтория, прижимая к глазам платок. Твои родители… Прости меня.
На миг забыв о своей роли, Харриет порывисто потянулась к ней. Несколько секунд женщины молчали, обнявшись; обе испытывали смущение и горечь — хоть и по разным причинам.
— Добрый вечер!
Поспешно высвободившись из объятий Розиной бабушки и обернувшись, Харриет увидела на пороге Лео Фортинари. Темные брюки, светлый пиджак и рубашка с расстегнутым воротом придавали ему какое-то особое очарование небрежности. Лео молчал, не сводя с Харриет томительно-пристального взгляда.
— Ты прав, Роза прекрасно выглядит — и прекрати пожирать ее глазами, — с укором заметила бабушка. — Ты опоздал. И где Данте?
С усилием отведя взгляд, Лео повернулся к бабушке.
— Прости, Нонна. Данте тоже приносит свои извинения — он застрял в Ареццо по делам и будет дома только ночью. Но обещал, что завтра появится раньше всех. — Он обратился к Харриет: — Роза, после отдыха ты словно преобразилась!
— Спасибо, — холодно ответила она.
— Она проголодалась, — заметила Виттория. — Идемте к столу.
Синьора предупреждала, что ужин будет «совсем простой», однако паста в ароматном мясном соусе вызвала у Харриет возглас восхищения.
— Ты всегда ее любила, — заметила Виттория.
— Удивительно, как ты при таком аппетите остаешься худенькой, — проговорил Лео, снова окидывая ее беззастенчивым взглядом.
— Много работаю, — коротко ответила Харриет.
— Тони, как видно, совсем не дает тебе передохнуть?
Почувствовав, что синьора с интересом ждет ответа, Харриет бесстрашно встретила взгляд темных, опушенных по-девичьи длинными ресницами глаз Лео.
— Вовсе нет. Я сама себе хозяйка и ни перед кем не отчитываюсь. После гибели родителей я — вы, конечно, об этом знаете — унаследовала внушительную долю семейного состояния и работаю не ради денег, а потому, что мне это нравится. Тони сейчас очень беспокоится об Аллегре; поэтому я взяла на себя часть его обязанностей, чтобы он мог больше времени проводить с женой.
Синьора Фортинари одобрительно кивнула.
— Тони писал мне об этом и что очень тебе благодарен.
— Трудно поверить, — насмешливо заметил Лео, — что безрассудная маленькая Роза так изменилась. Прежде ты не думала ни о ком, кроме себя!
Бабушка смерила его неодобрительным взглядом:
— Пора бы нам, Леонардо, забыть о прошлом и наслаждаться настоящим. У меня не так уж много времени, чтобы тратить его на старые обиды. — И она выразительно положила руку на сердце.
— Нонна, ты доживешь до ста лет! — воскликнул Лео, однако Харриет заметила, что после замечания бабушки он перестал цепляться к «блудной внучке».
Паста сменилась ветчиной и салатом из сыра и помидоров с оливковым маслом и базиликом. Стремясь загладить свой промах, Лео ухаживал за обеими женщинами и непринужденно болтал обо всем на свете, больше не касаясь «острых» тем.
Однако к концу ужина Харриет едва не падала от усталости. Сказывалось отсутствие практики в итальянском, утомляла и необходимость поддерживать беседу на чужом языке да к тому же все время помнить, что ты — не ты, а Роза.
Закончив с ужином, синьора Фортинари попросила Сильвию сервировать кофе в гостиной.
— Роза привезла с собой праздничный наряд для завтрашнего вечера, — сообщила она Лео, когда тот помогал ей встать из-за стола.
— Красивее, чем она сегодня, просто быть невозможно! — От улыбки Лео внутри у Харриет что-то томительно сжалось.
— Верно, — согласилась его бабушка, — но завтра — особый случай, и платье должно быть особое.
Харриет с усилием оторвала взгляд от Лео.
— Я привезла с собой целых два вечерних платья. Пусть Нонна выберет, какое ей больше по вкусу.
Вернувшись в гостиную, Харриет с интересом взглянула на потолок, расписанный херувимами, — и Лео тотчас это заметил.
— Тебе всегда нравились putti, — небрежно проговорил он. — Особенно один.
Но Харриет была готова и к этой ловушке.