Гера со своим братом частенько сиживали рядком на завалинке, пока старый мордвин плел корзины из лозы, и слушали охотничьи истории. В своей фантазии Гера всегда становился их главным героем, только делал он все сразу правильно и вел себя более отважно, и было это не в поволжских степях, а на озере Онтарио, и звали его не Герман Синицын, а Натаниэль Бампо по прозвищу Длинный Карабин
Так что же, выходит, медведя-людоеда не существует? Или он призрак? сказал Антоша, серьезно и вопросительно посмотрев на Лёху.
Эт чего вдруг? удивился тот. А девчонок, получается, кто загрыз? Призрак? Или черт рогатый? Нет. Это зверь. Только хитрый, увертливый и сметливый. Не глупей иного человека. Они его возле пасеки ждут, всю округу обложили, да только мед ему больше не по вкусу. Медведь, если раз человечины отведал, уже никогда ее вкуса не забудет. Потому и нападает, хочет полакомиться любимой закуской. А от этих псов, дуделок и свистелок он за три версты держится, облавой его не взять, только в логове. А как логово разыскать, способ есть, да только они его не знают.
Что за способ? подпрыгнул Гера, по случайности едва не порезав себе палец перочинным ножиком.
Простой.
Старый охотник хотел было закончить на этом, но, увидев пылающие глаза братьев, понял, что те так просто от него уже не отстанут.
Ладно-ладно. Ничего мудреного. Нужно просто хорошо леса знать и за метками медвежьими смотреть. У каждого зверя своя территория, которую он от других сородичей охраняет. Метки расставляет: кусты ломает, когтями задиры на деревьях делает все по кругу. А в его центре берлога и есть. Тут-то медведя бить и нужно, на рассвете, пока он спросонья. Так вот.
Братья переглянулись, явно подумав об одном и том же. Охотник, закончив историю, снова принялся за работу, загибая непокорные прутья узловатыми коричневыми пальцами, и, казалось, целиком погрузился в воспоминания.
Алёха, а ты что, может быть, такие метки видал недавно? вкрадчиво спросил Гера, поглядывая на Антошу краем глаза.
А как же, не отрываясь от работы, утвердительно качнул головой охотник. Давеча лозу на зиму собирал за дальней сопкой, там за болотом. На рассвете, по холодку. Так там метки и видал, вокруг бора. По высоте, на которой задиры сделаны, понял здоровенный стервец.
Так решительно произнес Гера, убирая ножичек в карман. И хотя что, собственно, «так», было не вполне понятно, Алёха Ляткин сразу смекнул, что сболтнул лишнего, и, отбросив корзину, нахмурился:
Нечего такать! И вообще, дуйте домой, уроки учить! Не то доктору, отцу вашему скажу он вам уши надерет!
Гимназисты, изображая досаду, поплелись по пыльной улице в сторону дома, но уже через пару метров Гера не выдержал, толкнул брата локтем под тощие ребра и принялся воодушевленно шептать ему на ухо детали мгновенно созревшего плана. Антоша некоторое время возражал и рассудительно спорил, но потом махнул рукой и сдался под Гериным напором. Здесь, как и в любом другом озорстве, задуманном и исполненном ими, младший брат олицетворял энергию и порыв, а старший презренное рассудочное начало, которое неизбежно проигрывало в этом противостоянии
Вот и теперь Гера, увидев логово врага, хотел немедленно бежать вниз по крутому склону сопки и атаковать, так он и сделал, а Антон остался стоять на вершине, вытянув руки в умоляющем жесте, но вскоре опустил их и угрюмо поплелся следом. Впереди него среди сохлого желтоватого ковыля мелькала серая гимнастёрка и наконец скрылась под темным еловым сводом. Антоша издал стон и поспешил скорее за братом.
Нагнать его удалось только в глубине бора, Гера, нетерпеливо приплясывая, ждал его на поляне.
Ну? Антоха! Чего ты ползешь? громко, но почему-то шепотом прошипел он. Давай ружье скорее! Может, медведь уже рядом!
Не дам! ответил тот, на всякий случай тоже шепотом и крепче схватился за ремень. Я маменьке обещал, что с тобой ничего не случится! Ты ты ведь и стрелять-то даже не умеешь!
Ах ты Гера на секунду остолбенел, пораженный предательством, но быстро пришел в себя, засопел от ярости и кинулся на брата с кулаками.
Они перелетели через согнутую сухую елку, покатились по палой хвое, разметали муравейник и сцепились, вырывая друг у друга ружье, когда из глубины бора послышались треск сучьев и глухое низкое рычание.
Мальчики немедленно застыли, глядя друг на друга расширившимися глазами. Гера первым пришел в себя, выхватил у брата ружье и с победоносным кличем скрылся среди елок. Антоша поднялся, отряхивая иголки, и, несмотря на мешающую хромоту, устремился за ним следом.
Герка! Стой! Я все папеньке расскажу!
Но кричать уже не было нужды. Гера стоял на поляне столбом, опустив руки, ружье бесполезно валялось рядом. Перед ним, на середине поляны, среди изломанных веток лежало что-то странное, коричневое и красное, в обрывках ситцевого платья. Перед глазами у Антоши мелькнуло воспоминание о витрине мясной лавки, мимо которой каждое утро они с братом ходили в гимназию, и он согнулся пополам, обдавая рвотой кусты засохшей черники.
Гера наконец ожил, снял фуражку и перекрестился. Затем надел ее, зачем-то снова снял и снова надел. Потом, заметив что-то в кровавой груде, подошел поближе и наклонился, с болезненным интересом разглядывая острый кусок металлического шипа, торчащий из тела. Странно. Он, осторожно переступая, обошел вокруг, изучая муравьев, барахтающихся в запекшейся крови, мятую траву, следы на сероватом песке
Антоша тихо позвал он брата.
Что? ответил тот чужим хриплым голосом, стараясь не смотреть на страшную находку.
А следы-то человеческие
Глава 1
Здание Министерства внутренних дел блистало и сияло изморозью в лучах яркого зимнего солнца. Все вокруг было белоснежным и праздничным от свежевыпавшего снега, Фонтанка уже стала крест-накрест исчерченной тропинками, и везде царило оживление, ощущение бодрости и приближающегося праздника. В кабинете министра тоже было непривычно людно и шумно начальник сыска привел с собой на доклад не только двух своих помощников, но и всю команду Муромцева в полном составе. Собравшиеся долго представлялись и здоровались, рассаживались за массивным лакированным столом, бесконечно передвигая стулья, и, наконец, разместились. С одной стороны Будылин с Щекиным и Ларсеном по правую и левую руку, с другой сотрудники нового отдела по борьбе с маньяками: Муромцев, отец Глеб и Барабанов, с длинными, слегка подстриженными, а также причесанными по торжественному случаю волосами. Во главе стола, сверкая орденами, председательствовал градоначальник, который в отсутствие министра, как его товарищ, полностью и с большим успехом исполнял все его обязанности.
Дождавшись, пока утихнут все шорохи и вздохи, градоначальник еще раз окинул взглядом всю компанию и негромко начал:
Первым делом позвольте поздравить вас, Иван Дмитриевич, с хорошо проделанной работой. Услужили, крепко услужили. Господин министр и даже сам Государь с теплотой отзывались и благодарили за избавление от душегуба. Думаю, что дело с финансированием нового сыскного отдела можно считать решенным.
Будылин, являя собой саму благодарность, встал, поклонился и, прижав руку к сердцу, высказал самые пламенные заверения в верности Империи и Государю лично. Но когда садился на место, утирая платком патриотическую слезу, то не удержался и заговорщицки подмигнул Муромцеву.
Позвольте, Роман Мирославович. Ларсен иронично скривился, поправляя пенсне. Не слишком ли много реверансов садистам и маньякам?
Уважаемый коллега, Муромцев невозмутимо посмотрел ему в глаза через стол. Если бы вы дали себе труд внимательнее ознакомиться с моим рапортом, вы бы знали, что помимо обычных сыскных мероприятий в этом деле я применил новую систему расследования. Она заключается в консультациях с помешанными преступниками. Они нужны, чтобы унифицировать их специфические признаки и классифицировать убийц подобного рода.