— Скажи мне, — произнес Пьетро. — Я понимаю, что ты стараешься на все смотреть реалистично. После всего случившегося возможно ли, что ты до сих пор любишь его? — Его голос прозвучал несколько напряженно. — Можно ли любить мужчину, который относился к тебе таким образом? — продолжил он уже ровнее.
— Как именно? Вот что мне хочется знать. Я не помню, но дело в этом.
— Да, да. Но что ты чувствуешь к нему сейчас?
Она беспомощно покачала головой.
— Мне сложно разделить свою жизнь на до и после. Я только помню, что любила его…
— А сейчас?
— Хм… Да. Нет. Не знаю! Джино — это всего лишь воспоминание. Нажать кнопку — и оно исчезнет. Так зачем говорить об этом? Надо принять реальность как данность. — Она улыбнулась так горько, что сердце Пьетро дрогнуло.
— Это может сразить тебя сильней, чем ты думаешь.
Она пожала плечами:
— Я постараюсь выдержать удар.
— Возможно, это не так просто, — проговорил он с мягкой снисходительностью.
— Я понимаю, — сказала она и в раздумье добавила: — Да уж… Ничего смешнее со мной не случалось… — Но тут же выпрямила спину: — Я так решила.
— От твоих слов прямо в дрожь бросает, — заметил он, улыбнувшись.
— Я не собираюсь жить на твоем иждивении и пользоваться всеми благами просто так, пока не вспомню свое прошлое.
— Так. И что же ты решила?
— Найду работу, жилье, начну все с нуля. Если Джино вернется, то вернется. Если нет — и без него жизнь продолжается.
— Отлично. В таком случае у меня встречное предложение. Пока ты ищешь работу, можешь поработать на меня.
— Я же сказала, мне не надо милостыни.
— Да не будь ты колючкой! Это я прошу тебя, сделай мне одолжение. Моя помощница не вышла сегодня. Она беременна, и у нее сложный период. В ее отсутствие ты помогла бы мне пару недель. К тому же попрактикуешься в языке, и все были бы довольны. Уверен, ты отлично с этим справишься.
Пару минут Рут молчала.
— Я буду платить за жилье.
— Рут…
— Или так — или никак.
Где она научилась торговаться? Вот что было интересно.
— Хорошо, будь по-твоему, — вынужден был согласиться он. Потом добавил: — Такое ощущение, что нам всем еще предстоит узнать много нового.
Рут с этим согласилась. Через некоторое время они разошлись по комнатам спать.
Прежде чем отправиться в кровать, Пьетро еще пару раз прокрутил в памяти этот вечер с Рут. И вдруг его будто осенило. А ведь он… смеялся! Каким образом этой удивительной девушке удалось вызвать у него улыбку, он поначалу не задумался. Но это было. А ведь не смеялся Пьетро уже так давно…
Тоненькая полоска солнечного света лежала на полу. Рут открыла сначала один глаз, потом другой. Спрыгнув с кровати, она бросилась к занавескам, распахнула их, и яркие солнечные лучи ослепили ее. Потерев глаза, она наконец смогла взглянуть на Большой канал.
От сырого и серого января словно не осталось и следа. Ярко сверкала вода в канале, по которому плавали лодки. Конечно, утром романтичных гондол еще не было, в основном по реке плыли грузовые лодки и баржи, подвозившие товар к магазинам, отелям и ресторанам.
Одна из лодок причалила к магазинчику, где ее уже поджидал плечистый молодой человек, одетым в джинсы и рубашку с короткими рукавами. Рут даже перегнулась через подоконник, чтобы получше его рассмотреть. Однако оттуда, где она стояла, было видно только макушку и сильные мускулистые руки парня.
Вот коробки выгрузили на мостик, и он наклонился за самой тяжелой, молниеносным движением поднял ее на плечо и легко понес к магазину. Рут улыбнулась, довольная увиденным. Но тут мужчина поднял голову, и… она узнала в нем Пьетро!
Он ее не видел и так быстро исчез, что она не успела глазом моргнуть. Она тут же юркнула назад в комнату, испытывая странное чувство неловкости вперемешку со стыдом, словно подсмотрела неприличную сцену.
Однако вскоре настроение у нее опять поднялось. Казалось, это утро новой жизни. У Рут было ощущение, что наконец она берет свою судьбу в свои руки. Она чувствовала себя заново рожденной. Вся Венеция будто приветствовала ее смелые начинания.
Когда она присоединилась к Пьетро, он был уже одет, собираясь идти на работу, в агентство.
— Сегодня я другой человек, — сообщила она ему. — И хочу совершить что-нибудь значительное, чтобы доказать это.