Колючий, восточный ветер нес снежные вихри над пологими холмами, где в живописные окрестности Глостершира органично вписывались Нортволдские пивоварни. Разросшиеся на склонах деревья надежно укрывали здания цехов и пешеходные дорожки, так что в обычное время обширная территория завода, площадью почти в шестьдесят акров, радовала глаз буйной зеленью. Однако в это холодное январское утро безжизненное белое пространство, простиравшееся перед окнами конторы управляющего, больше напоминало лунный пейзаж.
Элери Конти, как всегда, приехала рано и вошла в кабинет Джеймса Кинкейда, испытывая привычное возбуждение от приятной перспективы провести первую половину дня в обществе своего шефа.
Высокий и гибкий, он стоял у окна, одетый по обыкновению в один из своих темных, сшитых на заказ костюмов. На Элери был ее любимый черный габардиновый костюм с белой блузкой, крупная заколка из черного дерева стягивала сзади густые волосы. Она смотрела на него через стол, как делала это почти каждый день на протяжении последнего года. Но когда он обернулся, приветливая улыбка погасла у нее на губах – настолько неожиданно было увидеть у него на лице выражение мрачной усталости. Определенно что-то случилось. Гнетущая атмосфера в кабинете вполне соответствовала унылой погоде.
– Доброе утро, Элери. Думаю, вам лучше сесть. – Он махнул рукой в сторону стула.
– Доброе утро, мистер Кинкейд.
Погруженный в угрюмое молчание, он сидел, уставившись в стол, в то время как Элери, холодея, перебирала в уме варианты бедствий, один тревожнее другого, не исключая возможности лишиться работы, а служила она персональным помощником исполнительного директора.
Наконец Джеймс Кинкейд распрямил широкие плечи и поднял на нее хмурый взгляд.
– Не вижу, как можно смягчить ситуацию. Поверьте, я хотел бы этого всей душой. Короче говоря, Элери, мне сообщили, что в местном отделении «Нортволда» произошла утечка информации о захвате «Мерлина». Вследствие чего кое-кому удалось подстрелить тучного тельца на рынке ценных бумаг.
Элери побледнела.
– Вы обвиняете меня в утечке информации? – воскликнула она с выражением неподдельного изумления.
– Да нет же! – Джеймс Кинкейд яростно замотал головой, взъерошив рукой темные волосы. – Никто вас не обвиняет. Я просто спрашиваю, не можете ли вы как-то прояснить этот вопрос?
– Что практически то же самое. – Элери пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы по-прежнему, гордо выпрямившись, восседать на стуле. Ее замутило, как будто человек, расположившийся за столом напротив, ударил ее. В сущности, усомнившись в ее порядочности, он поступил ничуть не лучше. И то, что обвинение было выдвинуто не кем-нибудь, а Джеймсом Кинкейдом, к которому она питала тщательно скрываемые чувства, делало обиду нестерпимой. Ни одна живая душа, ни в Нортволде, ни тем более в ее семье не подозревала, что она стала жертвой избитого клише: секретарша, влюбленная в собственного босса.
Что такого уж привлекательного, горько вопрошала себя Элери, нашла она в этом человеке? Его смуглое лицо, с непокорными темными волосами, крупным носом и широким, хотя и правильно очерченным, ртом, мало соответствовало канонам классической красоты. Глубоко посаженные свинцово-серые глаза под темными прямыми бровями, казалось, недвусмысленно предупреждали каждого, что он не из тех, кто намерен с благожелательной терпимостью мириться с чьей бы то ни было глупостью. Мистер Кинкейд носил дорогую одежду с изящной небрежностью, особенно не задумываясь, как он выглядит. Но в глазах Элери в сравнении с Джеймсом все прочие мужчины проигрывали. Усилием воли она заставила себя сидеть абсолютно неподвижно, молча наблюдая за тем, как он взял ручку и принялся вертеть ее в пальцах. Она успела досконально изучить своего босса, и теперь ей не составило труда отметить, что он находится в состоянии пусть даже незначительного, но все же стресса.
Наконец он поднял глаза и пустился в сбивчивые объяснения:
– Элери, во вторник непосредственно перед тем, как было объявлено о захвате, некий маклер в одном лондонском банке провел молниеносную и очень выгодную операцию, купив акции «Нортволда» по старой цене и перепродав после обнародования новостей, когда их стоимость резко подскочила. По рыночным меркам сумма относительно скромная, и сделка не прошла незамеченной лишь потому, что муж моей сестры работает в том же коммерческом банке. До последнего момента захват держался в строжайшем секрете. – Он помолчал и затем с очевидной неохотой добавил: – Вы единственная из здешних служащих, кто знал обо всем заранее. И мне известно, что ваш друг работает в банке, о котором идет речь.