Собственная уверенность, вкус силы и, возможно, слегка надменное отношение к тем, кто остался позади, а также собственная врожденная некоммуникабельность, постепенно превращала Робин в циничного и расчетливого солдата. От женственности и так с самого детства не осталось и следа, а тут ее натура уже полностью подстроилась под мужское начало. Начиная с внешнего вида и заканчивая горячим темпераментом.
Природа одарила Робин хорошей фигурой, густыми темно-рыжими волосами и россыпью веснушек. И это не считая зеленых глаз и внимательно вынюхивающего носика, заточенного под охоту. Отец частенько любил сравнивать дочь с лисицей.
Фигура, разумеется, осталась при девушке, с такими тренировками ей ничего не оставалось делать. Грудь, за которую любая другая девушка просто удавилась бы, страшно мешала самой Робин, так что приходилось заматывать ее бинтами.
Все, то женское, что было ей подарено, пряталось за военной формой, а завивающиеся волосы навсегда убраны в высокий хвост. Пальцы на руках и ногах оккупировали мозоли. Ногти не помнили маникюр со школьных времен, но все это не мешало оставаться Робин привлекательной в глазах окружающих. Даже форма приковывала внимание еще больше, чем если бы она ходила в платьях.
В редкие увольнительные эффектность образа грубоватой девушки в берцах и с тесаком на поясе только усиливалась. Очередь из ухажеров выстраивалась в шеренгу, когда свободными вечерами Робин с сослуживцами отправлялась на ночную прогулку. Но чего было не отнять: она трезво оценивала крутящиеся вокруг флюиды, глупых надежд не лелеяла, и терять голову от мужского внимания не собиралась. Сказывалось отцовское воспитание.
Цену поклонникам Робин могла назвать спустя несколько минут общения. Половина была насквозь прогнившей. Другая, кончено, более-менее сносная, но тоже, что называется, ничего особенного. Однако это не мешало ей использовать того или иного беднягу в личных целях. Девушка она была яркая, да и по возрасту имела право развлекаться в угоду желаниям. Что, собственно, и делала. О семье Робин не думала и в ближайшие годы даже не собиралась ее заводить. По крайней мере, не раньше, чем дослужится до майора.
Сослуживцев тоже не обошла стороной стрела амура. Многие, особенно из ряда здешних лейтенантов и даже один симпатичный капитан, давно уже переросли из приятельства в куда большие чувства к товарищу, но у Робин было главное правило никаких интрижек на службе. Хотя несколько мужчин являлись самыми достойными кандидатами из всех, кого она знала, но нет. Мешать карьеру и отношения она не будет. Не хватало еще на ее голову сплетен и слухов.
В общем-то, можно сказать, что, мол, вот она успешная жизнь. Особенно для той, кому не повезло родиться в этой подлокации. Но Робин справилась. Свою нишу для будущего она выгрызла пускай и с трудом, но заслуженно и собственными силами.
Однако очень скоро пришлось познать и горе. В один из дней, когда они занимались на плацу, ее вызвали в кабинет к командиру части, где сообщили самое страшное, что Робин вообще могла услышать ночью родительский дом сгорел дотла, а с ним сгорели и единственные, кого она любила. Неисправность проводки. Замыкание в подвале. Очевидцы говорили, что дом вспыхнул как спичка. Шансов не было. Когда приехала пожарная и скорая все были мертвы.
В ту минуту мир разом рухнул. Дом сгорел, а с ним и все имущество, накопленное семьей. Похороны прошли за счет армейского бюджета с пышностью и почестями, как дань уважения ее отцу. Похороны прошли, а вот на душе у Робин так и осталось пепелище. И чувство вины, которое отныне преследовало ее. Но об этом позже.
Несколько следующих месяцев Блэк потратила на то, чтобы стряхнуть оцепенение и заставить себя жить дальше. Шаг за шагом, рывок за рывком. Подгоняя мысленными плетями и не позволяя самосожалению сломить себя, Робин сумела выбраться из бездны. Выбралась решительная, хоть и разбитая.
К моменту, с которого мы начинаем, прошел почти год со дня трагедии. Робин взяла себя в руки и полностью ушла в любимое дело. Военная часть заменила ей утраченный дом, вылазки на полевые испытания стали желанным отдыхом, а редкие практические задания и выезды за территорию Арэя настоящим приключением.
Ежемесячное жалование позволяло неплохо жить, тем более что ей было выделено личное жилье в одном из корпусов, а большего пока и не требовалось. На очереди ждал новый тест вторая попытка получить ранг старшины. Первую она с треском и даже позором провалила, запоров простейшие задания. Сказывали печальные события.
Жизнь по строгому распорядку стала для Робин лекарством от хандры. В армии не так много свободного времени, чтобы заниматься самобичеванием, даже если ты перешагнул границу обычного рядового. Тут и присесть нельзя, если этого нет в распорядке, что уж говорить о безделье.
В шесть утра подъем, в десять вечера отбой. Личное время с восьми до десяти. Все остальное расписано по часам. Зато вечером уставший и обессиленный солдат падал на кровать замертво и спал беспробудным сном.
Вот и в этот день все было по списку:
15:30 17:20 Чистка оружия и работа с техникой
17:30 18:20 Самостоятельная подготовка
18:30 19:20 Спортивно-массовая работа
19:30 20:00 Ужин
Наевшись гречкой с рыбой, что подавали вечером, Робин уже с наслаждением предвкушала, как завалится на постель и пролежит так, ничего не делая, пока не дадут сигнала к вечерней проверке. Однако мечтам не суждено было сбыться, потому что, едва войдя в комнату, уставленную самым пышным образом в лице железной кованой койки, тумбочки, шкафа и табуретки, застыла на месте. Страх сковал мгновенно.
На постели, прямо на подушке покоился изумрудный конверт. Без адресата и получателя. Конверт, уже знакомый Робин. В тот единственный раз, когда она легкомысленно проигнорировала его, грянула беда погибли родители. Накануне пожара, она впервые обнаружила его в складках покрывала. На той первой карточке было написано всего одно предложение:
ТВОЯ СЕМЬЯ В ОПАСНОСТИ.
И все. Больше ничего. Тогда она не придала этому значения. Подумала, что это чья-то очень глупая шутка. За что и поплатилась. Уже после случившегося, Робин подолгу лежала и рассматривала черные буквы, не раз задумываясь над тем, что это послание было все же чем-то вроде предупреждения.
Именно предупреждением, а не угрозой, как показалось при первом прочтении. Только если кто-то хотел помочь, каким-таким образом она должна была понять, что именно от нее требовалось? Кому могло прийти в голову, что тупая проводка вдруг вспыхнет? Хотя Робин уже не раз задумывалась, что возможно возможно, поджог не случаен. Но у нее не было доказательств, а по заключению экспертов ничего необычного не было зафиксировано.
Но с тех пор конвертов больше не появлялось, так что теперь увидев его вновь, ладони вспотели. Хорошего ждать не приходилось. Чуть дрожащими руками Робин вытащила белую карточку.
ПОРА ПОКИНУТЬ АРМИЮ.
ХОЧЕШЬ ВЫЖИТЬ, УХОДИ НА ЮГО-ВОСТОК.
НАЙДИ МЕСТО, ЧТОБЫ УКРЫТЬСЯ.
НЕ ПРИВЛЕКАЙ ВНИМАНИЯ И ЖДИ ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ.
Потрясающе. Невероятно. С ума сойти. Некий непонятный некто велит ей дезертировать с поста? Оно, в смысле это нечто, хоть понимает, чем это чревато? Если она сбежит это же чистая измена. Ее поймают и посадят. Не говоря уже о том, что если она это сделает, вся ее жизнь полетит к черту. Кто она без своих заслуг? Она положила на них столько сил и что же? Взять и послать все пинком под зад только потому, что так велит какая-то бумажка?
Ну уж нет. Пошли они. Нет, нет и нет! Бросать все Робин не собиралась, даже якобы под угрозой жизни. Никуда она не сбежит. Она же не больная, чтобы собственноручно ставить крест на карьере? У нее контракт еще на несколько лет продлен, а уж после можно будет и подумать, продолжать службу или уйти на покой.