Джавид Алакбарли
Натюрморт с гранатами
Я живу отшельником. Причин тому много. Обычно я стараюсь о них не говорить. Но, если мне всё же приходится как-то это объяснять, то, как правило, я не раскрываю истинных причин своего бегства от общества. Близкой родни у меня нет. Друзья практически отсутствуют. Вот и получается, что мало кто имеет право вызывать меня на откровенность. А если же меня всё-таки начинают мучить вопросами типа «зачем да почему», я могу лишь скупо выдавить из себя:
Ну, так уж получилось. Поймите же вы наконец-таки, что просто жизнь у меня так сложилась.
Меня вполне устраивает то, что уже много лет я практически ни в ком не нуждаюсь и мало с кем общаюсь. Все, кому я внезапно становлюсь очень нужен, как правило, сами находят меня. И делают они это самым примитивным образом: они просто приходят ко мне. А найти меня легко. Ведь я предельно открыт миру. Даже на замки закрываюсь очень редко. И то на ночь. Не от людей. От всякой неприятной лично для меня живности типа крыс, тушканчиков или гекконов.
Дурацкий забор моего сада можно легко перешагнуть, а ворот и нормальной входной калитки у меня просто нет. Да и не было никогда. В периметре забора они всё же предусмотрены. Несмотря на то, что имеющееся трухлявое сооружение дышит наладан, но именно через эту псевдо-дверь ко мне обычно и захаживают люди. Еще есть зазор в заборе, теоретически позволяющий въезжать автомобилям на мой участок. Но обычно я складываю там огромной кучей обрезанные ран ней весной засохшие ветви различных деревьев.
В тот пасмурный день я собирал последние плоды хурмы со своего старого дерева. И вдруг увидел, что у меня во дворе появился незнакомый мужчина. Он был весь из себя настолько городской, что его фигура на моём дачном участке выглядела чужой. А ещё он почему-то показался мне очень рассеянным. Очевидно, с ним явно что-то было не так. А, может быть, он был не рассеянным, а каким-то потерянным? Кто его знает.
Поздоровавшись со мной, он начал внимательно вглядываться в мою неряшливою бороду, в фуфайку диковинного цвета, в джинсы непонятного раскраса. Смотрел и молчал. А потом он всё же задал самый дурацкий вопрос из всех возможных.
А вы действительно художник?
Ну, это уж кому как кажется. Например, Ахмато ва называла Репина мазилой. А официально он всегда считался великим художником.
Я все-таки соглашусь с ней. Мы можем где-нибудь посидеть и поговорить?
Да, да. Как скажете. Пройдёмте.
И я повёл его в мастерскую. Пока я заваривал чай и пытался найти хоть какое-то свободное пространство на моём столе, желая поставить туда чайник и два стакана, он рассматривал мои работы. Про себя я отметил, что он очень воспитанный человек. То ли именно в силу этого, то ли из-за своей застенчивости, он каждый раз спрашивал у меня разрешения на то, чтобы рассмотреть очередной холст.
Я хочу поставить вас в известность, что я из группы «Крепость». Мы создали её тогда, когда случайно выяснили, что наши сыновья погибли в один и тот же день. Это был день штурма. Мы не ищем визуальных контактов друг с другом. Нам достаточно интернет-общения.
Стоп. У меня нет компьютера и айфона. Я не захаживаю в интернет.
Это не важно. Суть же ведь не в этом. Так вот, недавно в нашем сообществе появилось новое повальное увлечение. Не могу сказать, что оно меня очень радует. Скорее, удивляет. Почемуто вдруг всем захотелось иметь портреты своих сыновей. Не фотографии, а именно написанные маслом портреты. Причём в парадной форме. Мне же эта идея с самого начала не очень понравилась. Я не хочу вешать у себя в доме какой-то слащавый портрет своего сына, предназначенный исключительно для того, чтобы продемонстрировать всем, что он весь был такой из себя замечательный и как же это несправедливо, что он погиб.
После этих слов он замолчал. Пил чай, разглядывал костяшки своих собственных пальцев, оглядывался по сторонам. Прошло немало времени, прежде чем он вновь заговорил.
Если мужчина в наше идиотское время погибает, сражаясь за свою Родину, то этим надо гордиться. Уверен, что о любви к Родине не надо кричать. Её надо просто любить. Тихо и желательно без всяких пафосных слов. И быть готовым ради неё пожертвовать собой. Погибнуть, осознавая, что ты хоть раз в жизни оказался ей полезным. И неважно, остался ли ты в живых после исполнения своего долга, или умер. Главное, что ты этот долг сумел исполнить. Сполна. Сделать всё, что должен был сделать. Как это и полагается настоящему мужчине. Нам же, близким и родным, нужно всего лишь простое понимание того, что это судьба. От неё не уйдёшь. А родителям надо уметь гордиться тем, что тебе удалось вырастить сына, достойного такой судьбы.
Тут он замолчал. Молчал и я. Это было такое добротное мужское молчание, когда каждый думает о своём и рад тому, что сидящий рядом с ним человек не вторгается в его мысли.
Мне трудно сейчас сказать, сколько же времени мы вот так, молча, просидели. Потом он поднял голову. Почему-то вдруг потёр своё лицо ладонями и глубоко вздохнул.
Я пришёл сюда с весьма странной просьбой. Хочу заказать вам натюрморт с гранатами. Моему сыну очень нравились все эти замечательные работы, которые принесли громкую славу одному из самых известных бакинских художников. Я не прошу вас копировать какие-то его работы. Ведь все вы пишите гранаты по-своему. Вот и для меня напишите их так, как вам самому это нравится. Словом, я хотел бы заказать большую картину с гранатами. Вроде бы ничего личного. Но мне она будет всё время напоминать о нём. И будет она говорить о нём гораздо больше, чем его лицо или фигура в военной форме.
И тут он поднялся и извлёк из груды хлама, валявшегося у меня в углу мастерской, мой давний рисунок. Это была очень старая работа. Чуть ли не студенческих времён. И там действительно были изображены гранаты.
Вот, что-нибудь в этом роде. Возьмите эту бумажку. Здесь у меня записаны размеры. Назовите мне цену и срок. Могу оставить задаток.
Моя цена почему-то его сильно удивила. И он решил вместо задатка оставить мне всю стоимость картины. А потом мы с ним начали снова пить чай. Конечно же, чай я заварил снова и даже выставил на стол какую-то тарелочку со сладостями. На всякий случай. Хотя мне очень нравятся люди, которые умеют пить чай просто так. Ни с чем-то. Не портя его вкус ни ли моном, ни какими-то травами или конфетами. Пить чай, как настоящий мужской напиток это особое искусство. Оно должно быть изначально заложено в человеке. С годами оно оттачивается, приобретает свой законченный облик. Но, если это с самого детства не заложено в человеке, то бесполезно даже пытаться сформировать у него такую любовь.
Когда я говорю, что умение пить чай это величайшая редкость в наше время, то обычно надо мной смеются. Но это всего лишь констатация факта. А ещё, конечно же, надо признаться, что я был приятно удивлён тем, что мой гость действительно умел пить чай. Он пил его так, как обычно пьют в чайхане. Это сразу расположило меня к нему. Мужчина уже уходил, когда вдруг обронил такую фразу:
Я был настолько самонадеян, что когда ехал к вам, захватил с собой несколько холстов и коробок с красками. Я знаю, что все художники обычно покупают их в этом центре искусств, что у метро. Вот туда я и заглянул. Если вы разрешите, то я попрошу своих ребят разгрузить всё это.
И тут в моей мастерской появилась парочка весьма колоритных личностей. Они выгрузили такое количество холстов и красок, что стало очевидно, что в том магазине художественных товаров этого мужика просто развели. Как самого наивного лоха. Единственное, что радовало меня, заключалось в том, что всё это было высочайшего качества. Напоследок он выложил передо мной почти двухметровый чек и сказал: