Элизабет осторожно пересадила бабочку с колена на ладонь. Бабочка и не думала улетать.
Но бабочки должны летать, сказала Элизабет. Дома их не держат.
«Только если у них не оторваны крылышки».
Девочка в недоумении огляделась. Это был вовсе не ее голос. Это произнес кто-то другой.
«Кто-то ужасный, подумала она. Кто же станет отрывать крылья бабочке?»
«Завистливая Гусеница, которой никогда не взлететь», ответил голос.
Это ты Завистливая Гусеница? спросила Элизабет.
Она не понимала, откуда исходит голос, но звучал он определенно не в ее голове, как она сначала подумала. Это успокаивало, потому что Элизабет была достаточно взрослой, чтобы знать: слышать чужие голоса свойственно лишь сумасшедшим.
«Я? Вопрос, видимо, сильно удивил голос. В этом коротком звуке Элизабет даже послышался смех. О нет, нет, вовсе нет. Я ничему и никому не завидую, потому что я тот, кто хранит истории, а истории куда ценнее рубинов. В историях, в сказках заключены все знания мира».
Так кто же тогда эта Гусеница, которая отрывает крылья бабочкам? спросила Элизабет.
Она решила, что голос, который слышит, звучит как голос всезнайки, а поскольку у нее уже была старшая сестра, ей не хотелось связываться с никакими другими всезнайками. Однако если он расскажет ей сказку, это может скоротать время до прибытия кареты, которая отвезет их на церемонию вручения подарков.
«Гусеница он. Он был гадким. Очень, очень гадким и плохим, по-настоящему плохим, но Алиса заставила его заплатить за все его грехи».
Алиса? Глаза Элизабет расширились, а сердце в груди заколотилось чаще. Ты знаешь Алису?
Возможно, сейчас она выяснит, кто эта несносная Алиса, этот призрак, от которого взгляд матери становится затравленным, а отец бледнеет.
«Конечно, я знаю Алису. Когда-то она была Алисой Кролика. Голос сделался напевным, мурлыкающим. Милая маленькая Алиса со своим милым приятелем, убийцей с топором. Милая Алиса, перерезавшая горло Гусенице и добившаяся того, что все рухнуло».
Но кто же она такая? нетерпеливо спросила Элизабет.
«И почему никто не хочет, чтобы я это узнала?»
«Алиса проплыла по реке слез, прошла по улицам, залитым кровью, и нашла домик, увитый розами. Алиса бродила по ночному лесу, и танцевала с гоблином, и носила корону королевы».
Не хочу я никаких загадок! Если не собираешься рассказывать нормально, я вообще не желаю с тобой разговаривать! нетерпеливо заявила Элизабет и выползла из-под куста.
Бабочка слетела с ее ладони и опустилась на раскрытый цветок. Крылышки ее были точь-в-точь такими же красными и бархатистыми, как лепестки розы. Бабочку вообще нельзя было бы отличить от цветка, если бы не покачивающиеся на ветру усики.
Элизабет стряхнула с голубого платья травинки и лепестки, чувствуя, что день проходит совсем не по ее плану. Все должны были восхититься ее новым платьем, а на самом деле пришлось просто вытягивать из родителей похвалы. И этот раздражающий голос, который вторгся в ее грезы под розами. Вместо того чтобы рассказать то, что ей хотелось узнать, только оставил после себя еще больше вопросов.
И опять, опять, опять эта Алиса!
Кто такая Алиса? спросила Элизабет, хотя и не ожидала ответа.
Ей просто хотелось показать этому странному голосу, что он не сбил ее с толку.
«Ну как же, Алиса твоя сестра, конечно».
* * *
Элизабет сидела, прижатая к дверце кареты, потому что ее племянницы, Полли и Эдит, потребовали, чтобы она поехала с ними, Маргарет и Даниэлем, а не в экипаже родителей.
В другой день она была бы только рада возможности поиграть с ними, вместо того чтобы напряженно прислушиваться к приглушенным разговорам родителей, но сейчас ей хотелось спокойно подумать о том, что сказал тот голос, а под верещание Полли, которую щекотала Эдит, думать оказалось решительно невозможно.
Эдит, немедленно прекрати, хмурясь, велела Маргарет младшей дочери.
Эдит послушно сложила руки на коленках, но все сидящие в карете знали: как только внимание Маргарет переключится на что-нибудь другое, Эдит тут же снова полезет к Полли. Полли жутко боялась щекотки достаточно было всего лишь коснуться пальцем ее щеки, чтобы она начала неудержимо хихикать.
В чем дело, Элизабет? спросила Маргарет, повернувшись к сестре. Ты плохо себя чувствуешь? Обычно ты не такая тихая.
Да, похоже, ночью к тебе приходила кошка, чтобы украсть твой язычок, подмигнул девочке Даниэль.
Элизабет выдавила полуулыбку, потому что ей все-таки очень нравился ее зять.
Наверное, я просто немного устала. Мало спала, думала о том, что будет сегодня. Я так волновалась.
Конечно, весьма нелепое оправдание. Спала Элизабет всегда исключительно хорошо. Она была способна заснуть при любых обстоятельствах, в любой позе, посреди любого шума. Даже перевозбужденная и чрезвычайно взволнованная предстоящим Днем дарения, она все равно проспала бы всю ночь напролет и проснулась бы свежей и отдохнувшей.
Маргарет, однако, проглотила объяснение, ни на миг не задумавшись. А вот Даниэль покосился на Элизабет с подозрением, и она поняла, что он не уверен в правдивости ее слов, но муж сестры был слишком благовоспитан, чтобы сказать это вслух.
Карета Маргарет присоединилась к веренице экипажей, медленно продвигающихся в сторону Большой площади. Конечно, ее все равно придется оставить и проделать часть пути пешком, но высокий статус позволял им остановиться поближе к месту проведения церемонии.
Повсюду были солдаты, строго следящие за соблюдением этого правила. Ни тонкая лесть, ни прямолинейное предложение взятки не могло обеспечить чье-либо транспортное средство местом получше. Однажды Элизабет спросила папу, откуда солдаты знают, где кому полагается стоять.
Дело в клейме, ответил папа. На каждой карете есть знак, крошечная отметка, которую обязательно ставят на любое транспортное средство при покупке. В соответствии с этими печатями солдаты и распределяют семьи по стоянкам.
И в следующий раз, оказавшись в конюшне, Элизабет попросила Фелпса, конюха, показать ей клеймо. Оно действительно было очень маленьким, располагалось в правом нижнем углу дверцы и немного приподнималось над поверхностью, как сургучная печать на конверте.
Наконец их карета остановилась в нескольких минутах ходьбы от кареты папы, потому что, хотя брак и связал Даниэля с древним семейством, его собственная семья была менее значительной, чем папина. Женитьба на Маргарет повысила его положение, но личная фамилия ограничивала тот уровень, которого он мог достичь, не внося какого-то значительного вклада в жизнь Города.
Элизабет не верила, что Даниэль когда-нибудь поднимется много выше. И дело не в том, что ему не хватало интеллекта этого у него как раз было предостаточно, но ему точно недоставало напористости. Элизабет часто слышала, как Маргарет замечала, мол, ему следовало бы меньше смеяться и больше работать. Но выговоры на Даниэля не действовали: он только хватал жену за талию и кружил ее до тех пор, пока щеки ее не вспыхивали маковым цветом и она не начинала хихикать как девчонка.
Когда Элизабет видела их такими, она чуть лучше понимала, отчего Даниэль вообще женился на Маргарет, потому что сестра частенько казалась слишком уж суровой для веселого нрава Даниэля. Маргарет держала свою радость на запоре, пряча ее, как тайный подарок, и лишь Даниэль знал способ отыскать ее.
Мама и папа задержались у кареты, дожидаясь остальных членов семьи, чтобы всем вместе отправиться в сторону Большой площади.
В обычном городе Большая площадь была бы географическим центром, но Новый город отличался от других городов, о которых Элизабет читала в книгах. Новый город был построен потому, что деды Отцов Города хотели избежать преступности и вырождения (это было папино слово; Элизабет не вполне понимала, что такое это «вырождение», но папин тон ясно говорил о том, что это Скверная Штука), которые распространялись все дальше от центра Города. Решено было, что центр надлежит огородить стеной и вокруг него кольцом выстроить Новый город. Обитать в нем разрешалось только богатым и знатным семьям, а всех воров и убийц оставили внутри, «подальше от приличных людей», как говорил папа.