,
Мы пели, а в открытом шкафу стояли, развесив смятые уши, старые морские сапоги. И рядом — пустые бутылки из-под ямайского рома, сквозь стекло которых просвечивали свернутые трубочками записки. И еще кривой бебут с рукояткой из черного буйволиного рога…
Глава 1. Старая гавань
Из теплой воды, подернутой нефтяными пятнами, поднимались стальные сваи. Они переплетались в замысловатый каркас, по верху которого шел настил из выбеленных солнцем досок. Ходить по настилу было опасно. Доски местами провалились, и стоило только глянуть в большие с рваными краями дыры, как сразу начинала кружиться голова. Гораздо интереснее было внизу, под настилом, где царил зеленоватый полумрак и можно было лазить, цепляясь за раскосы и поперечины каркаса, или просто сидеть на колючих ржавых балках, свесив вниз ноги. Сваи обросли водорослями, словно бурыми нечесаными бородами. В бородах прятались осторожные креветки и рыбья мелюзга. У самой поверхности серебряными огоньками поблескивала на солнце ставридка, а иногда в тень причалов забредала стая круглоголовой, толстогубой кефали.
Здесь, в Старой гавани, была своя, особая, нешумная жизнь. Пять причалов, покачиваясь на тонких кривых ногах, с опаской уходили в море. Возле них давно уже не швартовались корабли. Даже буксир «Красный Батум», который приводил в Старую гавань обреченные на слом коробки судов, закончив работу, возвращался в порт. Мертвые пароходы стояли прямо у берега, между причалами. Они были мертвые, но их все равно притягивали канатами к палам — пузатым чугунным тумбам. Точно боялись, что суда вдруг уйдут из своей последней, печальной гавани обратно в согретое солнцем море.
Каждую неделю в Старую гавань приходила бригада газорезчиков. Трещали аппараты, шипя, падали в воду капли расплавленной стали, словно слезы бывших кораблей.