О-ол а-ик о-ол! окончательно рассвирепела я, чувствуя, что босые ноги уже припекает. И а-ю я! Пов-о-и!
«Tempora si fuerint nubila, solus eris!»
ТьфуTempora si fuerint nubila solus eris!! Твою мать похоже, крыс наконец-то догадался перегрызть не только те веревки, что стягивали руки, но и вонючую тряпку, которой был примотан кляп.
Где-то внутри меня жила сумасшедшая надежда, что, как только я повторю нужную галиматью, проклятый кошмар наконец закончится. И там же в глубине билась мрачная уверенность черта лысого. Это все реальность. В которой не бывает никаких спасительных чудес если не считать странной черной точки на горизонте, стремительно летевшей в нашу сторону.
Глава 2
Римус:
«Про мою мать это ты зря, огрызнулся я, нервничая все сильнее. Если она сейчас объявится, то эти очистители мира от скверны очистятся вплоть до вчерашнего завтрака».
Велислава всегда была редкой стервой, но слабоумием и потерей памяти никогда не страдала. А тут прям хоть хватай, через метлу перекидывай и к лекарю тащи! Когда ведьма забывает слова для вызова собственного летающего веника это же последняя стадия какой-то страшной болезни, не иначе!
Главное, оставил я ее в тепле и уюте, даже пообещала на прощание больше меня не беспокоить. И ведь две седьмицы о ней ни слуху ни духу не было! Почти ж поверил, что и правда освободила Так нет! Мало того что меня обратно призвала, так еще как-то в лапы очистителям попалась, чтоб их чесотка, вши и лишай одновременно одолели!
Мы ж от них с таким трудом оторвались, затаились в другой стране, в полной глуши Велислава даже колдовала мало, чтобы внимания не привлекать, и на тебе! Хвост перед мордой, крутись снова!
«Метла прибыла, залезайля, и сваливаем отсюда!»
* * *
Это не крыс, это идиот. Хоть сообразил бы, что я после веревок вся затекшая и деревянная, лихой ковбой из меня как из кастрюли портсигар. Хрен с ней, с метлой, я уже ничему не удивляюсь, но влезть на нее все равно не могу!
Максимум, на что меня хватило, это с тихим прочувствованным матерком уцепиться за деревянную ручку и повиснуть над костром, как перезрелая, но недопеченная груша. И как теперь заставить эту швабру подняться повыше?!
Дальше что делать?! прошипела я прямо в крысиный нос, благо серый засранец сидел у меня на плече. Если бы все мои силы не уходили на то, чтобы цепляться за метлу, я бы его за этот нос укусила от злости, честное слово!
Держи ее! ага, балахоны тоже заметили наконец, что теряют жертву. До этого они водили вокруг кучи хвороста странноватый укуренный хоровод и выли что-то, похожее на заунывную молитву. А тут спохватились! Ять! Сейчас за ногу схватят и сдернут обратно в костер, сволочи!
«На метлу садись, чтоб тебя совсем спятила?» крыс, уже перепрыгнувший с моего плеча на ручку метлы, забегал там, заметался нервно, даже в голосе на последней фразе вместе со злостью прорезалась озабоченность.
Придурок! Циркового акробата нашел?! метко пнув самого ретивого балахона прямо в капюшон, я все же подтянулась и легла на метлу животом. Ох, не иначе с перепугу такие способности к физкультуре проснулись Как уже улететь отсюда?!
«Дура совсем дура за две недели все забыла? Опоили они тебя чем-то, что ли?! паникующий крыс только что шерсть у себя между ушей не рвал, метаясь по древку. Глаза закрой и представь, куда хочешь попасть!»
Да едрысь оно конем! яростно заорала я, чувствуя, как кто-то снизу снова пытается схватить меня за босые ноги, лягнулась отчаянно, зажмурилась и изо всех сил представила свой номер в отеле. И свой чемодан! И
«И на кой леший ты перенесла нас в охотничий домик? Что мы тут забыли?!» устало как-то прозвучал в моей голове крысиный голос и добавил уже вслух, так что я от удивления открыла глаза: Слезай уже с метлы, чего вцепилась-то в нее всеми четырьмя лапами?!
А крыса где? задала я наверное самый идиотский вопрос, только чтобы не разрыдаться от острого и болезненного разочарования: никакого отеля вокруг и в помине не наблюдалось, все то же гребаное средневековье, только побогаче.
Лес, хмурое небо над головой, озеро в пяти шагах, мокро, холодно, неуютно. Только вместо полуразрушенных серых от времени домишек каменное нечто более-менее приличного вида. Но все равно явно древнего дизайна, чтоб ему, тому средневековью!
И в довершение всего совершенно незнакомый мужик рядом. Точнее, молодой парень, пасмурный, как окружающая среда.
Чуть рыжеватый или, может, просто замурзанный блондин. Серо-зеленые глаза злые и какие-то обреченные, что ли. Лицо длинное, нос ему пару раз явно ломали только губы хороши чувственные такие, неплохо очерченные. Это я машинально отметила, по въевшейся привычке работа с рекламными моделями даром не проходит.
Я же проверял, нет у тебя ран на голове! Значит, опоили Кому сказать? фыркнул он как-то невесело. Опоили ведьму Давай уже, вспоминай рецепт, как тебе мозги обратно вернуть!
Все бы ничего, только голос у парня был точь-в-точь крысиный! Ох-ре-неть мои ботинки
И выговаривал он мне так, словно реально давний знакомый, родной, можно сказать, зануда. С теми же интонациями.
Лихорадочно пытаясь сообразить, что ж все это такое и с какого перепуга, я поняла одно: признаваться нельзя. Понятия не имею, что он в таком случае сделает, вдруг вообще развернется и уйдет, оставив меня одну посреди всего этого исторического антуража?!
Ничего не помню, выдала я голосом клинической идиотки. А физиономию дебильную даже строить не пришлось она у меня и так наверняка выражала всю степень моего обалдения.
Велислава! В то, что ты забыла про свой красивый жест с отпусканием меня на свободу, верю! Я даже не сомневался, что ты снова меня призовешь, как прижмет.
Судя по лицу и взгляду, он все же рассчитывал на лучшее и теперь испытывал ко мне непреодолимое отвращение из-за разрушенных надежд.
Но в то, что у тебя от какого-то отвара память совсем отшибло Ты эти сказки деревенским простачкам рассказывай, а не мне. Я тебя семьдесят лет знаю как облупленную!
Из его прочувствованной речи я поняла только самое важное: признаваться нельзя, отпускать нельзя и мне семьдесят лет! А-а-а!!! Когда я успела превратиться в старую бабку?! Иначе ведь он не перепутал бы меня со своей знакомой ведьмой Велиславой
Ничего не помню! в панике прокаркала я и на всякий случай вцепилась в парня обеими руками, сминая рукав его серой грубоватой рубахи. Хм а для семидесятилетней у меня неплохо сохранились кисти рук
Даже как очистителям в лапы попала, не помнишь? Не верю! Ты ж все зло в отдельный сундук памяти складываешь, и пока не отомстишь раз пять, не выбрасываешь.
Самое время было пустить слезу. И хотя я терпеть не могу это мокрое дело, раньше злюсь, чем реву, но тут для дела явно было полезнее прорыдаться. Причем даже притворяться не пришлось, только вспомнить свою кровать в номере отеля, и стакан грейпфрутового сока на тумбочке, и предстоящий отпуск и слезы сами хлынули.
Эй, ты что? парень, разговаривающий голосом крыса, моих слез испугался так, что даже ядом плеваться перестал. Правда, что ли, не помнишь?
Не помню-у-у!!! под это дело удалось подползти поближе, облапать его поперек туловища, и теперь я рыдала ему в рубашку, почти с наслаждением утирая нос о мужскую грудь.
Что ж они с тобой сделали такое? в его голосе появилась озабоченность пополам с любопытством. Надо рецепт узнать и опоить тебя снова, немножечко, чтобы про меня забыла. А то плохой какой-то отвар ничего не помнишь, только меня вызвать как-то умудрилась.
Вот гад! Значит, точно сбежит, если зазеваюсь. Хренушки.
Не бросай меня-а-а! фиг его знает, если я его призвала, значит, он что-то вроде джинна или как-то так.