Я мрачно посмотрела на него исподлобья.
Да давай, будет весело, поддержала его Аглая, игриво мне улыбаясь. Домашку не задали, чем ты будешь заниматься остаток дня?
Это была ситуация, когда проще согласиться и потерпеть нежелательное общение, чем сто тысяч лет доказывать, почему ты этого общения не хочешь.
Может, в отличие от вас, у меня есть работа? Мне нужно вернуться к четырем, чтобы вовремя приступить к заданию.
Ну ничего себе, Адам улыбнулся, широким жестом хлопнув меня по плечу, отчего в глазах Вероники заплясало едва скрываемое удовольствие, смешанное со страхом. И где работает наша маленькая первая женщина?
Он улыбался, точно лис, щуря на меня свои карие, глубокие глаза, напоминавшие о соснах и коре деревьев, солнце, горьком утреннем кофе и дорогих сигарах.
Ненавижу, когда кто-то пытается подначивать меня библейской Евой.
Во-первых, хватит, и ты сейчас понимаешь, о чем я. Во-вторых, я даю уроки репетиторства по английскому языку первоклассникам, я гордо вскинула подбородок и вступила в противостояние с сигарами своим уставшим зимним небом.
На самом деле я не работала. У меня едва ли хватало сил заставить себя почистить зубы или умыться перед сном, поэтому о работе не могло быть и речи, в чем меня периодически упрекала моя мама, которая считала, что в семнадцать лет я могла бы обеспечивать себя и сама. А раз уж я имею наглость сидеть у нее на шее, свесив ножки, то и жить должна по ее правилам.
Мое расстройство давалось мне куда тяжелее, чем я давала ей или кому-либо еще понять. Я стыдилась того, кто я есть, и этот стыд и чувство вины пожирали меня без остатка.
Какая деловая! мягко рассмеялась Аглая.
Мне пришлось отмотать разговор назад, чтобы понять, о чем она говорит: иногда в моей голове за доли секунды проносилось слишком много мыслей, из-за которых я могла теряться во время разговоров.
Когда мы вышли на улицу, я специально шла на пять шагов позади всех, заранее предупредив, что, если они не дадут мне личного пространства, я просто уйду домой.
После получаса ходьбы в гору вглубь леса, ко мне подошла Аглая и взяла меня под руку, чему я не стала возражать: у меня уже началась отдышка и ноги немного потрясывало.
Как тебе Адам? тихо спросила она, глядя на впереди идущих друзей.
В смысле? я метнула взгляд в их сторону, Ну, симпатичный, но явно ублюдок. Возможно, с нарциссической травмой.
Аглая закатила глаза.
Да я не о том! Он тебе нравится? девушка кокетливо коснулась меня бедром.
Теперь глаза закатила я.
Нет! возможно, категоричнее и горячее, чем того требовалось, воскликнула я, чем привлекла внимание Вероники и причины моих сегодняшних неловких ситуаций, Адама.
Они остановились.
Долго еще идти? спросила я, пытаясь замять ситуацию. Я скоро умру!
Еще десять минут, уверил меня Адам.
Шли мы пятнадцать, потому что я еле передвигала ногами.
В итоге мы стали спускаться по пологому склону, сосны мелькали все реже, и мы вышли к одинокому домику, огражденному редким частоколом. Я бы даже назвала это строение избушкой. Сырые темные брусья покрывал мох, и я сначала решила, что в домике никто не живет, но из маленькой узкой трубы на крыше вилась тоненькая струйка дыма, поднималась выше и растворялась в густом тумане, который уже начал застилать верхушки деревьев.
Вот и пришли, улыбался Адам.
Улыбалась и Вероника, пристроившая левую руку в его карман, ссылаясь на то, что замерзла. Эта улыбка делала ее ангелом и заставляла меня забыть о ее беспочвенной ревности Адама ко мне.
Мы пойдем внутрь? удивилась я. В моем желудке начинало сгущаться неприятное предчувствие чегото недоброго.
Да, познакомим тебя с нашей подругой, Христиной.
Дворик выглядел уныло: высокая, падающая под своей тяжестью от влаги трава, мокрая от тумана старая скамейка под окном у покосившейся двери, и больше ничего.
Стало тоскливо и тревожно.
Я вошла самая последняя. На удивление, внутри было очень тепло и уютно, пахло травами, развешенными по стенам. Тревога в груди сменилась другим странным чувством. Ностальгией.
Христина! Мы пришли не одни.
Ребята стояли на месте, поэтому и я не шевелилась, только рассматривала окружающую обстановку. Мне нравилось дерево, которым было обделано все вокруг, нравились запахи и сама атмосфера. Только внутри было темновато, отчего сильно напрягались глаза.
Иду! проскрипел старческий голос, и из глубины избы послышались шаркающие шаги.
К нам вышла седая сгорбленная старуха, улыбавшаяся своим беззубым ртом, как младенец.
Здравствуйте, негромко сказала я, борясь с желанием попятиться назад. Все впечатление тепла и уюта мгновенного испарилось.
Старуха сильно прихрамывала на левую ногу, из-за чего во время ходьбы ее шатало со стороны в сторону, она напоминала мне буйки в беспокойных морских волнах.
Е-е-ева-а, протянула старуха мое имя слащавым голосом, и меня бросило в холодный пот, подойди сюда, детка.
Женщина стояла прямо напротив нас, я сделала несмелый шаг вперед и оглянулась на одноклассников. Они замерли, но их обездвиженность не была тревожной, скорее, полной любопытства.
Я сделала еще шаг и посмотрела старухе в глаза. Она была слепой.
Дай мне ручку детка, пойдем со мной, мне было страшно обидеть пожилого человека, поэтому я послушалась, хоть и испытывала определенный страх и недоверие. Погуляйте, сказала она остальным.
Я нервно сглотнула и еще раз посмотрела на троицу друзей. Адам кивнул: мол, иди, бояться нечего.
Мы прошли к печи и небольшому деревянному столу, на котором стоял заварник и две маленькие чашки рядом.
Я заварила травы для нас, девочка, старуха безошибочно точно взяла в руки заварник и налила травяной настой в чашки, не пролив ни капли, как будто ее глаза могли видеть. Это летний карпатский сбор. Нет ничего лучше его в холодную пору, чтобы недуги обходили тебя стороной.
Спасибо, прошептала я и взяла чашку темного цвета, сделанную не очень аккуратно, зато пестро и красиво украшенную местным орнаментом.
Я рассматривала узоры, грея руки о стенки посуды, стараясь не смотреть женщине в глаза.
Твой отец много говорил о тебе, только ни разу не упомянул, как ты похожа на мать.
Я резко поставила чашку на стол, расплескав по его поверхности содержимое, и встала из-за стола.
Сядь.
Мое сердце стучало так громко, что я почти ничего не слышала.
Во-первых, отца я не видела уже пять лет. Во-вторых, на мать я не была похожа совершенно. В-третьих, женщина слепая! Слепая!!!
Вы что-то перепутали, уже окрепшим голосом сказала я, не садясь на место.
Я, конечно, уже выгляжу так, словно я не жилец в этом мире, но я никогда ничего не путаю, Ева, старуха прищурилась, ее губы расплылись в неприятной улыбке, Евуля. Да, так он и говорил. Моя Евуля.
Конечности похолодели, как под анестезией. Папа действительно называл меня так.
Откуда вы знаете моего отца?
Вместо ответа к чашке, как змея, медленно протянулась сморщенная рука, похуже, чем в фильмах ужасов, ухватилась за нее, а другая змея-рука тем временем наливала в нее отвар.
Сядь.
Я послушалась.
Пей.
Я взяла в руки мокрую чашку и отхлебнула. Отвар был насыщенным и приятным, но туда так и просился сахар, о чем я вежливо промолчала.
В голове мелькнула мысль, что там может быть какаянибудь отрава, но я сочла ее слишком глупой.
Так откуда вы знаете моего отца? повторила я попытку.
Он многому научил меня в мои лучшие годы.
Звучало странно.
Когда вы виделись в последний раз? я нервно сжимала чашку, раздирая ногтями заусенцы. Что он говорил обо мне?
Мы летом собирали травы, которые ты сейчас пьешь.
Я покосилась на заварник. Во мне смешалось два желания: выплюнуть все, что я только что проглотила, и осушить маленький чайник до дна, проглотив и всю траву, которая была на этом самом дне.