Несколько секунд седовласый молчал, потом заговорил голосом низким и гулким, словно запел в вышине большой колокол:
Зачем крутится ветр в овраге,Подъемлет лист и пыль несет,Когда корабль в недвижной влагеЕго дыханья жадно ждет?Зачем от гор и мимо башенЛетит орел, тяжел и страшен,На черный пень? Спроси его.Зачем Арапа своегоМладая любит Дездемона,Как месяц любит ночи мглу?Затем, что ветру, и орлу,И сердцу девы нет закона.Он молчал несколько секунд, потом повторил:
Затем, что ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона Какие слова, Ганцзалин! Как высоко воспарил духом наш национальный гений! Да за одну эту строчку все женщины мира должны на Пушкина молиться кто еще так ясно понял и так превознес их природу? Сердцу девы нет закона А знаешь, почему? Потому что главный закон для сердца это закон любви. И первыми блюстительницами этого закона являются именно женщины. Любовь к мужчине только частный случай этого всеобщего правила. И если тебя по-настоящему любила хотя бы одна женщина, можешь считать, что ты не зря явился на свет. А крашеные волосы, друг Ганцзалин, тут и вовсе не при чем
Эту патетическую речь внезапно прервал возмущенный женский голос. Судя по тону, принадлежал он совсем молодой барышне.
Да оставьте же меня в покое! громко говорила она невидимому супостату. Вы слышите? Прекратите немедленно свои домогательства, иначе я обращусь к кондуктору!
Спустя пару секунд возле их купе словно из воздуха соткалась барышня лет, вероятно, двадцати с небольшим в белой шляпке, и белом же платье в пол. Талия ее была утянута почти до стрекозиной тонкости, кружевные манжеты на рукавах оставляли на виду только кончики пальцев, грудь прикрывала кружевная пелерина. Из-под шляпки выбился темный локон, черные глаза горели огнем, красные губки входили в очаровательный союз со слегка вздернутым носиком, и в целом барышня являла собой тип классической южнорусской красоты, правда, чуть более изящной, чем обычно. Она сердито топнула ножкой, но, очевидно, на ее преследователя это не оказало никакого действия.
П-позвольте, отвечал ей хмельной голос, я ведь ничего такого Желаю только познакомиться с прекрасной ик дамой!
Седовласый выглянул в вагон и поморщился: в двух шагах от барышни стоял тот самый хмельной франт, который за некоторое время до этого сообщил всему вагону, что лихие поляки должны покориться нам на том только основании, что наша матушка Россия всему свету голова.
Этот мерзавец не оставляет меня в покое, а все кругом молчат! воскликнула барышня, которая уже, подняв брови, вопросительно смотрела на седовласого. Что же мне делать, скажите?!
Седовласый поднялся с дивана и неожиданно церемонно поклонился барышне.
Сударыня, галантно проговорил он, я был бы рад, если бы вы разделили со мной и моим помощником наше скромное купе
Дважды просить не пришлось: барышня в шляпке в тот же миг порхнула на место рядом с Ганцзалином. Тот слегка нахмурился, но ничего не сказал, только чуть отодвинулся, чтобы сидеть было свободнее.
Однако преследователь не собирался отступать так просто. Механически разгладив на своем вечно обиженном лице небольшие усики, он с вызовом посмотрел на седовласого. Не дождавшись, однако, никакой реакции, медленно перевел взгляд на Ганцзалина и поднял брови.
В чем дело, господа? сказал он удивленно. Почему по отделению второго класса шастают японцы?
Седовласый хмыкнул и неожиданно отвечал, что Ганцзалин не японец, а китаец.
Почему тогда в вагон пускают китайцев? повторил франт, слегка перекатываясь с носка на пятку и обратно. Тут уже мимо меня проходил какой-то перс и случайно ударил меня рукой в левый глаз. И представьте себе, у меня в этом глазу до сих пор туман стоит. Я, господа, составлю жалобу Персии придется ответить за свои бесчинства!
И он с вызовом поглядел на собеседника.
Милостивый государь, если вы сейчас же не вернетесь на свое место, я ударю вас рукою уже и в правый глаз, посулил ему седовласый. Причем сделаю это не случайно, а преднамеренно. И туман у вас, таким образом, образуется уже во всех глазах, которыми вас одарила природа.
Франт некоторое время тупо смотрел на седовласого, как бы прикидывая саму возможность огорчительной перспективы, которую ему только что обрисовали, потом все-таки заговорил.
П-помилуйте, сказал он с обидой, мне кажется, вы не выказываете должного уважения Я просто хотел поговорить с барышней
Да, вот только барышня с вами говорить не желает!
Барышня тут же и подтвердила: совершенно не желает.
Но позвольте! франт возвысил голос, который, как это бывает у пьяных людей, неожиданно зазвучал басами. Она сама со мной заигрывала Она строила мне глазки, она делала авансы.
Барышня тут же возмутилась: каков наглец, никаких авансов она не делала!
Бесполезно с ним разговаривать, негромко проговорил Ганцзалин, разрешите, я оторву ему голову?
Седовласый посмотрел на франта и чрезвычайно внушительно заметил, что если тот немедленно не вернется на свое место, его слуга оторвет ему голову.
И выброшу в окно, мстительно добавил Ганцзалин.
И выбросит в окно, согласился седовласый.
Встретившись взглядом с Ганцзалином, франт, кажется, немного протрезвел. Бормоча что-то себе под нос, он неверным шагом двинулся в сторону третьего класса и почти упал на скамейку.
Благодарю вас, господа, этот разбойник никак не хотел оставить меня в покое, сказала барышня, убирая под шляпку выбившийся локон. Вообще, ужасный поезд. Душно, еле тащимся, а в буфете по закускам бегают тараканы.
Седовласый приподнял одну бровь и сообщил, что на родине его помощника тараканов даже употребляют в пищу.
И что же, сказала барышня со смехом, это очень вкусно?
Некоторым нравится, отвечал желтолицый, но лицо при этом скорчил такое, что сразу стало ясно: сам он не большой любитель тараканьих блюд.
Барышня посмотрела в окно, потом весело оглядела своих собеседников и решительно спросила:
А позвольте узнать, господа, с кем именно свела меня судьба в этот сложный для меня час?
Седовласый бросил короткий взгляд на желтолицего. Во взгляде этом отчетливо читалось: «Везет нам, друг Ганцзалин, на энергичных барышень!» Вслух, разумеется, он говорить этого не стал, лишь вежливо улыбнулся и представился:
Действительный статский советник Нестор Васильевич Загорский. А это мой помощник Ганцзалин.
Какое забавное имя, засмеялась барышня. И что же оно значит?
Желтолицый бросил на господина сердитый взгляд, но тот даже бровью не повел[3].
В переводе с китайского оно означает человека, достойного во всех отношениях.
Девушка с интересом посмотрела на Ганцзалина, тот приосанился.
А вас как изволите величать? спросил, в свою очередь, китаец.
Варвара Евлампиевна Котик, отвечала та, глядя, впрочем, не на Ганцзалина, а на Загорского. Дочь здешнего священника Евлампия Петровича Котика.
Действительный статский советник внимательно посмотрел на нее.
Так вы поповна?
Та засмеялась: что, не похожа? Его превосходительство думал, что все поповские дочери ходят в платках и в длинных черных платьях? Загорский с легким неудовольствием отвечал, что ничего такого он не думал, и поповны точно такие же женщины, как и все остальные и могут ходить, в чем им заблагорассудится.
Я рада, что прогрессивные взгляды проникли даже в стан таких тут она запнулась.
Таких мастодонтов, как я? досказал Загорский.
Слегка смутившись, Варвара отвечала, что он вовсе не мастодонт. Она имела в виду, что прогресс коснулся даже таких высокопоставленных чиновников, как господин Загорский. Ведь он же чиновник, не так ли? Чиновник, согласился Нестор Васильевич, тут уж ничего не попишешь.