С тех пор у донцов установились взаимовыгодные отношения с царем Иваном Грозным, и именно с этого времени донские казаки начали получать «государево жалованье», состоявшее из денег, пороха, свинца, селитры, ядер, ружей, хлеба, вина. После этого жалованье стало регулярно присылаться на Дон.
Казаки во главе с Михаилом Черкашениным были грозой турецкого Азова, многократно нападая на этот город-крепость, принадлежавший Турции и являвшийся ее опорой и форпостом на севере Османской империи. Султан очень дорожил Азовом, и такие нападения казаков нервировали его. В переписке повелителя турок с царем московским эта тема являлась одной из ключевых: султан постоянно жаловался на нападения казаков на Азов и просил Ивана IV «унять» их. Однако царь не торопился с умиротворением казаков, преследуя свои цели на юге государства.
Тогда в 1576 году крымские татары в результате устроенной засады захватили в плен сына атамана Черкашенина Данилку, надеясь заставить отца отказаться от конфронтации с азовцами. Получив эту скорбную весть, Черкашенин во главе сильного отряда казаков скрытно подобрался к Азову и в результате энергичной атаки сумел овладеть частью его укреплений (Топракалов). Казакам удалось захватить султанского шурина Усеина (Сеина), его свиту из двадцати человек и множество «черных людей» из гарнизона крепости. Однако, выручить сына атаману не удалось. Через некоторое время Черкашенин вновь появился под стенами Азова. Он приволок сюда связанного шурина султана Мурада III, предложив азовскому аге обменять его на своего сына Данилку. Какие-то свои соображения и обстоятельства помешали азовскому начальнику произвести обмен, и сын атамана был казнен в Азове, что привело к взрыву кровавой розни между казаками и азовскими турками. Султан в грамоте крымскому хану Девлет-Гирею I зло выговаривал своему вассалу, что это он своими непродуманными действиями «меж казаков и Азова великую кровь учинил а ведь Азов с казаками, и казаки с Азовом жили, и у них все было мирно»[42]. Хан оправдывался тем, что он защищал от казаков свои земли, «свой юрт». Мурад III грубо заметил Девлет-Гирею: «А мне твой Крымский юрт не стоит одного азовского человека»[43].
Во главе 3-тысячного отряда казаков Черкашенин участвовал на стороне царя Ивана Грозного в Ливонской войне 15581583 годов, «показывая чудеса храбрости», что отметил Н. М. Карамзин в пятой главе восьмого тома своей «Истории государства Российского». По данным Пискаревского летописца в 1581 году знаменитый атаман деятельно участвовал в обороне Пскова от превосходящих сил польского короля Стефана Батория. Несмотря на то что «заговоры были от него ядром многие», Черкашенин погиб на стенах этого древнего русского города[44]. Его гибель была оплакана в русской исторической песне «Смерть Михайлы Черкашенина»:
На Дону еще многие десятилетия помнили о знаменитом атамане. Так, в 1632 году, когда царские послы настаивали на принятии казаками присяги на верность Московскому государю, донцы отказались, мотивируя это тем, что атаман Михаил Черкашенин верно служил московскому государю без присяги. Знаменитый атаман и после своей смерти продолжал служить казакам, спасая их от кабальной присяги грозному царю.
Никита Мамин
Впервые его имя упоминается в грамоте Ивана Грозного от 17 августа 1571 года. Донской историк Василий Сухоруков (17941841) по этому поводу писал: «В 15701576 годах Иоанн (Иван Грозный. М. А.) искал у султана мира, но гордый Селим, несмотря на неудачный поход его войск (имеется ввиду гибель султанских войск в задонских степях во время похода 1569 года под Астрахань. М. А.), и на несчастие, Азову приключившиеся, замышлял новую войну с Россиею и возбудил крымского хана к нападению на пределы оной с многочисленною ратью. Казаки усугубили разъезды свои по степям крымским и, сведав о намерении хана идти с огнем и мечом на Россию, известили об этом Иоанна и воевод его, но не могли спасти Москвы, которая весною 1571 года обращена хищным Девлет-Гиреем в пепел, будучи оставлена царем почти без всякой защиты. Чрез два или три месяца после того Иоанн послал в Азов казачьего атамана Никиту Мамина (курсив мой. М. А.) с каким-то тайным поручением»[47]. Извещая об этом донских казаков, царь писал в грамоте от 17 августа 1571 года: «От царя и великого князя всея Руссии на Дон донским атаманам и казакам. Послали есьмя, для своего дела, под Азов казачья атамана Микиту Мамина да Молчана Яковлева с товарищи, и как они на Дон приедут и о которых наших делах Микита Мамин вам учнет говорити, и вы б с ним о наших делах промышляли заодин; а как нам послужите и с Микитою нашими делами учнете промышляти, и мы вас пожалуем своим жалованьем»[48].
В чем состояла подлинная цель посольства Никиты Мамина неизвестно, так же, как неизвестна дальнейшая судьба этого атамана.
В документах того же, 1571, года упомянут еще один донской атаман. Это был Архип Рогожин, по происхождению сын боярский. В это время он был послан с Дона в Москву с донесением от царского посла А. Кузьминского[49].
Иван Кишкин
Имя атамана низовых казаков Ивана Кишкина появляется в переписке русского царя Федора Иоанновича с турецким султаном 1584 года. После своего вступления на московский престол царь Федор отправил в Константинополь послание турецкому султану, в котором выразил пожелание проживать с великим султаном в мире и дружбе. Повелитель Оттоманской Порты, выражая в ответном послании русскому государю благодарность за желание мирных отношений, требовал пресечь враждебные действия донского атамана Ивана Кишкина, который «с товарищи, живут под нашим городом под Азовом и по азовским урочищам людей наших теснят и многие убытки чинят, и их грабят и побивают; и то делается не по прежнему обычаю»[50]. В конце своего послания султан добавлял, что если царь Московский «сведет» с Дону казаков во главе с Иваном Кишкиным, то он, султан, дает обещание «унять» от нападений на русские окраинные земли азовцев, крымцев и ногайцев.
Но Федор Иоаннович и не собирался «унимать» атамана Кишкина с его казаками, ибо они служили ему верно и нужны были в качестве противовеса волжскому атаману Юшке Несвитаеву, который с лихой ватагой единомышленников «переволокся» с Волги на Дон, пограбил государево посольство во главе с Дмитрием Благим, «бесчестив» самого посла[51]. Разгневанный царь велел Ивану Кишкину, «разведав о сем и переловя виновных, трех или четырех человек привести с собою в Москву, других виновнейших пять или шесть человек бить кнутом на Дону, а пограбленное все доставить государю; если же атаман Юшко Несвитаев будет на Дону и принесет государю повинную, то дело сие оставить»[52].
Вероятно, атаман Кишкин успешно выполнил государев приказ, ибо грамотой от 30 сентября 1585 года Федор Иоаннович самого атамана и его казаков «за их службы жаловал великим своим жалованьем да поместья велел подавати»[53]. Сам Кишкин получил поместье под городом Михайловым, располагавшимся недалеко от Рязани[54].
Весьма довольный поведением и действиями атамана Кишкина, царь Федор Иоаннович осенью 1586 года вызвал его в Москву, а султану отписал, что «донской атаман Кишкин с товарищами отозван в Москву, а оставшимся его товарищам запрещено тревожить азовцев и что из российских украинных городов никому на Дон ходить не велено; если же донские казаки и за сим станут воевать с азовцами, то их приказано казнить смертию»[55].
С этого момента след атамана низовых донских казаков Кишкина теряется Может быть, устав от походов и боев, он покинул Дон, мирно и тихо жил и скончался в подаренном ему государем поместье А может, нашел славную смерть в одной из многочисленных схваток с турками или татарами, и тело его приняла древняя донская земля, за которую он, не жалея, лил свою и чужую кровь