В 1792 г. Паррот переехал в Оффенбах, город на Майне, возле Франкфурта. Здесь жизнь была дешевле, чем в Карлсруэ, но начинающему ученому опять не удается получить место в учебном заведении, на которое он рассчитывал, и он продолжает жить частными уроками, а также надеждами на успех научных трудов. В Лондон на конкурс Общества улучшения кораблестроения Паррот выслал работы о защите кораблей от пожаров и о спасении судна, получившего пробоину, во Франкфурте-на-Майне опубликовал книгу, посвященную теории и практике очищения воздуха в помещениях, а также небольшой, но ценный по содержанию трактат «Дух воспитания, или Катехизис отцов и наставников». Одновременно Паррота одолевали бытовые трудности: он вынужден был ютиться в двух комнатах вместе с женой и маленькими детьми, за обедом не хватало мяса, все члены семьи болели. А происходившие вокруг политические события не обещали никаких радостных перспектив. Во Франции наступала эпоха Террора, что делало абсолютно невозможными поиски там места для службы. На Среднем Рейне, сравнительно недалеко от города, где жил Паррот, уже начались боевые действия, обернувшиеся поражением войск первой антифранцузской коалиции. В соседнем Майнце вообще была провозглашена республика по революционному образцу, а с октября до декабря 1792 г. знамя революции временно развевалось даже над Франкфуртом, куда вошли французские войска. Надо полагать, что, хотя прямых высказываний Паррота о Французской революции не сохранилось и как человек, воспитанный на идеях Просвещения, он, скорее всего, приветствовал ее, в дальнейшем Паррот весьма серьезно страдал от ее непосредственных следствий, а более всего от полной неопределенности будущего, которая ощущалась в близких к Франции немецких землях.
Именно поэтому Паррот без раздумий ухватился за приглашение, которое в начале осени 1793 г. прислала его сестра Клеманс, отправиться домашним учителем в Лифляндию[11]. Уже в октябре он вместе с семьей покинул Оффенбах, несмотря на то что его жена едва оправилась от долгой легочной болезни. Но в Байройте, спустя лишь пару дней пути, ей стало хуже. Путешествие остановилось, больная не могла ехать дальше ввиду надвигавшейся зимы, а через несколько недель она скончалась. В своем дневнике Паррот записал: «12 декабря 1793 г. был несчастнейший день моей жизни. В этот день я потерял супругу, которую почти семь лет влачил за собой на цепи из моих бедствий. Она скончалась ровно в то время, когда казалось, что проблеск надежды обещает мне лучшее будущее, разделить которое с Вильгельминой было бы для меня неизъяснимым счастьем»[12]. Смерть любимой жены стала тяжелым испытанием для Паррота, в котором тот выстоял и потом бережно хранил память о ней в течение всей жизни, а также передавал эти воспоминания своим сыновьям.
В Байройте Паррот оставался полтора года. Собственно, возвращаться ему было практически некуда: Баден и Вюртемберг были в это время уже серьезно затронуты революционными войнами, а Монбельяр оккупирован французами, так что родного брата Паррота, служившего прежде в финансовом управлении графства, якобинцы занесли в список подозрительных лиц, и тот едва смог спастись бегством. По поручению же прусских властей, к которым Байройт отошел с 1792 г., Паррот занялся устройством громоотвода на местном замке, познакомившись при этом с Александром фон Гумбольдтом, выполнявшим здесь функции главы горного ведомства. Как и прежде, Паррот много путешествовал по окрестностям, изучая природу, быт и занятия людей, и в качестве результатов наблюдений опубликовал работы об улучшении мельничного колеса (впервые показав, что для его вращения важнее не вес падающей воды, а ее импульс), а также о физических принципах устройства более экономной печи.
Весной 1795 г. счастье повторно улыбнулось Парроту. Он вновь получил приглашение в Лифляндию, от Карла Эберхарда фон Сиверса из замка Венден, предложившего молодому ученому стать воспитателем его младших сыновей, девяти и тринадцати лет. 28 апреля Паррот выехал из Байройта в Любек, а оттуда на корабле в Ригу. Плавание было долгим из-за штормов на Балтике, за это время будущий профессор успел дать несколько уроков математики корабельному штурману. 12/23 июня 1795 г. Паррот с двумя своими детьми ступил на берег Лифляндии, которая для всех троих станет второй родиной. Почти сразу по прибытии Паррот узнал о смерти отца, и тем самым порвалась главная нить, еще связывавшая его с местами, где началась его жизнь. Теперь он чувствовал себя в полном одиночестве, на новой земле, лежавшей «почти за пределами Европы»[13].
Однако эта земля оказала ему неожиданно теплый прием. Карл Эберхард фон Сиверс (17451821) принадлежал к видным представителям остзейской знати, служил с честью в голштинской, австрийской и русской армиях, а в 1798 г. был возведен в графское достоинство вместе со старшим братом, выдающимся деятелем екатерининского времени, новгородским генерал-губернатором, дипломатом, сенатором Якобом Иоганном (Яковом Ефимовичем) фон Сиверсом. В 1777 г. Карл Эберхард приобрел во владение заброшенный замок ливонских рыцарей Венден, а затем отстроил его в соответствии со вкусами новой эпохи и превратил в центр дворянской салонной культуры. Летней же своей резиденцией он избрал усадьбу Альт-Оттенхоф в идиллическом природном уголке, на берегу озера Буртнек, где к тому же совсем неподалеку в своем имении часто и подолгу бывал его знаменитый брат. Именно в Альт-Оттенхоф Паррот сразу направился из Риги и дальше большую часть времени проводил там или в Вендене. Таким образом, он с самого начала попал в среду местных просвещенных дворян, получил возможность завязать с ними дружеские отношения и в том числе наблюдать их усилия по налаживанию хозяйства в имениях и улучшению условий труда крестьян. Один из старших сыновей Карла Эберхарда, граф Георг (Егор Карлович) фон Сиверс, перед тем как сделать блестящую военную карьеру на русской службе, пройдет курс обучения в стенах Гёттингенского и Дерптского университетов, где Паррот будет читать ему физику, но еще до этого, со времени первой встречи в Альт-Оттенхофе, их уже связала крепкая дружба. Наконец, в одной версте от Альт-Оттенхофа лежала соседняя усадьба, Ной-Оттенхоф, где молодой ученый был не только гостеприимно принят, но и дочь хозяина, Амалия фон Гаузенберг, согласилась стать его женой и матерью для малолетних сыновей (второй брак Паррота был заключен в Риге в феврале 1796 г.).
Впрочем, Паррота недолго прельщала сельская жизнь, поскольку он всегда стремился найти точку приложения для своих научных занятий. В 1795 г. в Риге с разрешения Екатерины II, благодаря пожертвованному капиталу, открывалось Лифляндское общеполезное и экономическое общество, которое должно было объединять 13 членов, представлявших лифляндское дворянство, и ежегодно отчитываться перед ландтагом (дворянским собранием) о своих достижениях. Обществу был нужен постоянный секретарь, и Паррот прекрасно подходил на эту должность, рекомендовал же его туда еще один новообретенный друг из рода Сиверс, Фридрих Вильгельм (17481823), предводитель дворянства Лифляндской губернии. 11 декабря 1795 г. Паррот выступил с речью перед ландтагом, в которой среди прочего призвал помещиков облегчить участь крестьян-латышей через улучшения в сельском хозяйстве, и был единодушно избран секретарем общества, а 10 января 1796 г. состоялось его первое заседание[14].