Я только качала головой. Я давно перестала им что-либо про себя объяснять. Я знала — они меня не поймут. Я и сама себя не понимала. У меня просто не было для этого времени — разобраться в себе. Я была очень занята: я думала о Вадиме.
Я думала о нем, только о нем. Я видела его в зеркале вместо своего отражения. Я ложилась спать и утыкалась лицом в его подушку и старалась лечь так, чтобы точно уместиться в изгибы и вмятины на постели, оставленные его телом. Я вдыхала его аромат, молясь про себя, чтобы этот запах не покидал меня — хотя бы до среды… или до пятницы?
Наступала среда — и он приходил. Он приходил — и я чувствовала, как часы на его руке отрубают по кусочку от времени, оставшегося до его ухода. Тиканье этого проклятого механизма казалось мне грохотом, от которого готовы были лопаться барабанные перепонки!
— Ну, а теперь мне пора, котеночек. До пятницы!
Каждый час, каждая минута наших свиданий были отравлены ожиданием того, что он вот-вот начнет смотреть на часы. Еще находясь в опьянении от вспышки страсти, которая разрывала сознание на несколько сверкающих брызг и переплетала наши тела, еще млея в его объятиях, я чувствовала, как он, прижимая мою голову к своей груди, незаметно поворачивает руку с часами к глазам — и готова была кричать от отчаянья, выжигающего душу! И клялась, я миллион раз клялась себе, что наберусь сил и скажу ему, что так жить больше нельзя, что я не могу… И, к моему стыду, у меня никогда не хватало сил сделать это. Я тянула — ну вот день, еще два, ну хорошо, — неделя… и мы расстанемся. Я даже представляла себе, как это будет. Я скажу ему это в очередную среду и скажу сразу, еще когда он будет стоять вот здесь, в коридоре, еще до того, как он переступит порог моей спальни…
— Будем мужественными, — скажу я ему, — признаемся, что мы только мучаем друг друга. Расстанемся сразу… — Но ничего не получалось.
Я не могла изгнать его из своих мыслей, чувств, самой жизни. Он был всюду. Самое ужасное, что через год после начала нашей связи я превратилась в рабу телефона. Маленький аппарат с мерцающим в темноте экраном стал моим маячком, единственной связью с призрачным счастьем… Я стала настоящей наркоманкой — я «подсела» на телефон, на переливчатую мелодию его звонка, тонкое дребезжание смс, на томительное, изо дня в день, мучительное ожидание звонка, которого могло и не быть — ведь Нина могла взять аппарат в руки и спросить, кому это он звонит так часто…
Но если он звонил! Если звонил! Тогда любая глупая фраза, какое-нибудь дурашливое «Привет, мартышка!» — вовсе не казалась мне глупой. Напротив, она была наполнена смыслом — ведь эту фразу говорил любимый голос! — нежности — ведь говорили ее мне! — и надежды, потому что следом могли последовать слова о том, что сегодня мы увидимся…
А потом он приходил. Смотрел на часы. И вечером, как всегда:
— Ну, а теперь мне пора, котеночек. До среды!
И мой хрупкий счастливый мир в который раз обрушивался в пропасть…
* * *
Страхи сопровождают женщину всю жизнь, независимо от ее возраста и социального положения. Если не вдаваться в подробности и не учитывать те крайности, когда лечение страхов требует серьезного медицинского вмешательства, то женские страхи — это вовсе не страхи, а всего лишь беспокойство, свойственное абсолютно всем нормальным живым существам. Свои собственные страхи я изучила давно. Может быть, именно в них и была причина того, что, имея ум, молодость, красоту и относительно независимое материальное положение, я ощущала себя такой несчастной. Вот они, эти мои извечные враги:
Страх одиночества. Он всю жизнь заставляет меня совершать глупые поступки. Вынуждает находиться в одной компании с людьми, которые не кажутся мне симпатичными, заставляет время от времени принимать ухаживания мужчины, который, может быть, и не так уж нравится. А приобрести настоящих друзей, найти свою половинку — с каждым годом это становилось для меня все труднее… Потому что с возрастом человек становится менее щедрым. На слова, на хорошие поступки. Считается, что чем больше вы отдаете людям, тем больше приобретаете. Но жизнь научила меня тому, что эта истина — не более, чем красивая метафора…
Страх от собственной неуверенности. Я безумно страшусь затевать любое большое дело: сменить опостылевшую работу, начать ремонт в доме, пойти на курсы автомобилевождения, записаться на прием к диетологу или пластическому хирургу… Мне всегда кажется, что перемены не приведут к лучшему, что я только все испорчу. И жизнь течет мимо меня без какого-либо развития, заставляя вспоминать другую золотую поговорку: пока мы недовольны жизнью, она проходит… Кроме того, я просто до неприличия застенчива. Всю жизнь меня преследует эта безумная боязнь общения с людьми, когда я начинаю краснеть, бледнеть, и все это неизвестно почему, боюсь произнести нужные слова или задать интересующий вопрос.