— Павлик, Светочка, вставайте! Ну же, быстрее! Мы собираемся и едем к Соколовым на дачу! И у нас всего полчаса на сборы!
— Мам, ты чего? Звонишь над ухом, как будильник. Так и перепугать человека можно насмерть… — поднял на нее с подушки лохматую голову Павлик. — Что случилось–то?
— Павлуша, ну вставай же быстрее! Говорю тебе - срочно едем на дачу к Жанне и Леве! И гитару свою не забудь, как в прошлый раз…
— Мам, да никуда я не поеду, ты что? Я с ребятами уже договорился – репетиция у нас! У меня ни минуты свободной сегодня нет!
— Павлик, да как же ты… Да ты… Ты вообще соображаешь, что ты говоришь? Дядя Лева на тебя надеется, а ты…
— А чего ему на меня надеяться вдруг? Я что, обязан его пьяных краснорожих гостей развлекать? Тоже мне, друзья–акулы… Не хочу! Я им не публичный мальчик на разогреве!
— Паша, ну как тебе не стыдно, господи… Что ты говоришь такое… Дядя Лева на помощь твою так рассчитывает, а ты… Да он же тебя как родного сына любит! И вообще, надо уметь быть благодарным, Паша! Не ожидала я от тебя…
Ася всхлипнула, сжала горестно плечи и закрыла лицо руками, и вышла из комнаты сына, выразительно хлопнув дверью. Впрочем, выйдя, тут же от лица руки и отняла – некогда ей тут спектакли разыгрывать, надо еще Светку будить. Та еще строптивица. А Пашка итак на ее слезы очень правильно среагирует. Так, как надо среагирует…
— Мам, все, меня призывать к порядку не нужно, я уже сама встала! — выскочила из своей комнаты дочь. – Чур, я первая в ванную! Потому что я сегодня хорошая девочка, послушная! – проскакала она мимо Аси резвым козликом, взмахивая спутанными белыми волосами.
— Да уж, послушная… — проворчала ей вслед, улыбаясь, Ася. – А кто вчера волосы взял и так дико–вульгарно высветлил? Ты стала похожа на продавщицу из овощной палатки! Вот тетя Жанна тебе сейчас покажет, где раки зимуют! Даже неудобно за тебя, ей богу. Могла бы с ней и посоветоваться! Тетя Жанна так любит, когда ты с ней советуешься…
Не успела она развернуться и уйти на кухню, как дверь в комнату сына открылась и выпустила ей на глаза виноватого Пашку - всегда на него материнские слезы быстро и безотказно действовали. Если не злоупотреблять ими, конечно. А она и не злоупотребляет – просто сегодня случай особенный. Раз Жанночка сказала Пашку привезти, значит, надо его привезти.
— Мам, да поеду я, поеду. Не реви только, ладно? Сейчас позвоню, ребят предупрежу. А кроссовки мои старые где?
— Не знаю, Паш. Да ты новые надень! Те, что тебе тетя Жанна недавно купила, фирменные. Там какие–то люди нынче серьезные собираются, нехорошо быть плохо одетым. Левушку подведешь. А ребята твои обойдутся, можно и не звонить. Подумаешь, репетиция у них… Что еще за репетиции такие, ей богу? Вы что, выступать где–то собираетесь с вашей суматошной крикливой музычкой? Лучше бы занимался больше, а не на гитаре бренчал попусту! Кстати, ты ее с собой не забудь взять, тетя Жанна просила напомнить…
— А зачем? – снова начал заводиться Пашка. — Зачем тети Жанниным гостям слушать мою крикливую музычку, как ты говоришь? Раз она такая суматошная и крикливая, так и не надо! На вкус и цвет, мамочка, товарищей нет!
— Ну ладно, ладно, вечно ты ворчишь на меня… Ну сказала мать не то, уж и простить ей нельзя? Иди вон лучше сеструху поторопи, а то и умыться не успеешь.
— Мам, а может, и Маргошу захватим? Она быстро соберется, тут же рядом!
— Нет, сынок, неудобно. Они про Маргошку ничего не говорили. По–моему, она им не очень и нравится, девица твоя. Да и в машине для нее места не будет…
Не любила Ася Пашкиной девушки. Не приросла к ней отчего–то душа. Хоть и встречался с ней Пашка пять лет уже, с восьмого их школьного класса, а вот не приветилась она ей. Да и Маргоша в дружбу особо не стремилась, только улыбалась вежливо–равнодушно, приходя в гости, и все…
Левушкин «лексус» уже ждал их у подъезда. Жанна, развалившись внушительными телесами на первом сиденье, нервно и нетерпеливо курила в открытое окно и очень презентабельно смотрелась в кокетливо повязанном на голове по молодежной моде платочке и черных стильных очках, зачем–то присобаченных к этому платочку поверху. И правда, зачем – солнца–то никакого не было и в помине, небо еще с вечера заволокло хмурыми сентябрьскими тучами и вот–вот грозился пойти надоедливый осенний дождь. Но Ася знала – это он здесь, в городе, надоедливый, а в желто–красном осеннем лесу совсем даже и наоборот – тихий и задумчивый, оттеняющий влажно–теплую красоту природного чувственного увядания. И вообще, легкая сырость лесу всегда к лицу – и дышится легче, и краски мягче. И для быстро увядающей женской кожи эта лесная сырость жутко полезна…