– Ну раз ты так ставишь вопрос…
Ева включила в зоне джакузи струи и голубую подсветку, но не нырнула в воду с бортика, как обычно, а медленно вошла по ступеням.
– Хотела поплавать, сбросить напряжение, – сказала она, глядя, как Рорк раздевается. – Но подумала: ты мне можешь предложить вариант получше. Или нет?
– Вызов? – спросил Рорк, погружаясь в воду. – К этому я готов. Всегда.
Ева запрокинула голову и схватила его за волосы.
– Докажи. – Она притянула его к себе, губы к губам.
Ей хотелось его – жарко, напористо, как били под голубой водой пульсирующие струи джакузи. Никакой нежности, никаких ласк, только бездумная жадность.
Он понимал это, он всегда понимал. Она впилась зубами ему в плечо, а он схватил ее с силой, вознося туда, где не было места мыслям, заботам, жестокостям мира.
Обжигая ей кожу губами и языком, впиваясь сквозь грудь прямо в сердце, рукой он забрался ей между ног и увлек ее, сотрясаемую первым оргазмом, за собой под воду. Задыхаясь, не видя ничего, она прижалась к нему, нырнула в водоворот ощущений лишь для того, чтобы с животным экстатическим криком вынырнуть вместе с ним обратно.
Мокрая, сгорающая от желания, она обвилась вокруг него, столь же требовательная, нетерпеливая, как и он. И та тревога, что он видел в ее глазах, та печаль, что он чувствовал в ней, испарились. С ними ушло и все его беспокойство, все, кроме этого безумного, почти безжалостного желания.
Прижав ее к стенке и вцепившись ей пальцами в бедра, он вошел в нее.
Прижавшись ртом к ее рту, он заглушил ее отчаянные вздохи. Ему хотелось глотать их, как воздух, заглатывать ее жадными, глубокими глотками. Вода вокруг них всплескивала и колыхалась, омывая кожу голубоватым инопланетным свечением.
– Еще, – повторял он, погружаясь, утопая в ней. – Еще.
«Да, – думала она, – Да. Еще».
Она схватилась руками за бортик и обхватила его ногами вокруг пояса. Прогнулась назад, откинула голову, впитывая в себя еще и еще, пока эхо ее криков не наполнило помещение. Пока она не выпила все до самого дна.
3
Рорк знал: будь ее воля, они бы наскоро перекусили и все обсудили прямо у нее в кабинете. Но это был опять-таки тот случай, решил он, когда нужно нечто большее. Раз уж лето отказывалось сдавать свои права, он распорядился накрыть стол на одной из террас с видом на цветущий и благоухающий сад.
Свечи на столе тихо мерцали, солнце зашло, но сумерки по-прежнему упорно хранили влагу утреннего ливня.
– У меня еще куча работы, – начала Ева.
– Не сомневаюсь, и у тебя будет столько времени, сколько тебе потребуется, как только введешь меня в курс дела и немного поешь. Бифштекс, – добавил Рорк, приподняв крышку с блюда.
– Нечестный прием. – Ева жадно уставилась на бифштекс.
– С тобою только так и можно. Кстати, к жареной картошке у меня припасена целая бочка соли. – Он протянул ей бокал вина.
– Ну вот это уже просто низко, – против воли рассмеялась Ева, принимая бокал. – Знаешь мои слабости.
– Все до единой, – согласился Рорк.
Он надеялся, что ужин в саду летним вечером поможет ей найти силы все ему рассказать.
– Держу пари, пообедать ты сегодня забыла.
– Целое утро бумаги разгребала. Все думала: вот бы труп какой нашли, был бы повод слинять. Думай, что называется, о чем просишь. Так оно всегда и выходит. Ужасно несправедливо.
Ева принялась рассказывать про Трея и Джули, про то, как тюремное начальство не торопилось известить их о побеге. Понимала, что самое неприятное она откладывает на последний момент. Собирается с духом, чтоб рассказать о том дне.
– Он хочет привлечь твое внимание, – заметил Рорк.
– И ему это удалось. Он получит его всецело, пока снова не сядет на нары. Нужно было давно его на спутник перевести, сразу, как только «Омегу» построили. Вот только…
– Они так и не предъявили ему обвинений в тех убийствах? Его матери, тех ненайденных девочек, пропавших женщин?
– Нет, не предъявили. Улик было мало. Особенно с точки зрения прокуроров, думающих, не как добиться правосудия, а как бы не испортить себе статистику доказанных в суде обвинений.
– Обидно было?
– Опыта у меня не было, – призналась Ева, пожав плечами, но жест вышел слишком нервозным. – Думала, на тех четырех девочек, мать и убитых напарниц хватит косвенных улик. Достаточно, чтобы предъявить обвинения. Но не мне было решать. Это была их работа.