Обманутое время - Робертс Нора

Глава 1

Он падал. Панель управления превратилась в лабиринт беспорядочно мерцающих огоньков и цифр; его кружило, словно он сел на сломанную карусель. Звенел сигнал тревоги, но он и без того понимал, что влип. На мониторе мигала красная лампочка, сообщавшая, что влип он крепко. Окончательное осознание этого пришло в тот самый миг, когда он увидел разверстый впереди вакуум.

Громко ругаясь, чтобы заглушить страх, он все же попытался как-то выправить положение. Приборы не слушались. Звездолет, попавший в поле тяготения, трясло и швыряло во все стороны. Перегрузки… на него как будто обрушилась бетонная стена и придавила к спинке кресла. В ушах звенело; повсюду слышался металлический скрежет.

Держись! Держись, сукин ты сын! — с трудом выговорил он, едва разлепив губы, и попробовал выправить курс. Но, как он ни старался, черная дыра неумолимо затягивала в себя звездолет.

Свет в рубке погас; только мерцали огни на панели управления. Звездолет угодил в спираль, его раскрутило и с огромной скоростью швырнуло вниз, как камень, пущенный из рогатки. Он зажмурился от ослепительного света и жара и инстинктивно вскинул руку, чтобы защитить глаза. Его сильно тряхнуло; грудь словно сковало обручами. Он беспомощно разевал рот, пытаясь вдохнуть.

Перед тем как потерять сознание, он вдруг вспомнил: мама хотела, чтобы он стал юристом. Но ему всегда хотелось только одного: летать.

Когда он пришел в себя, оказалось, что его больше не крутит и не швыряет. Звездолет находится в свободном падении. Он с трудом бросил взгляд на панель управления. Цифры бежали в обратном направлении. Аппаратура вышла из строя? Его снова прижало к спинке кресла. Земной шар впереди рос, разрастался, заполняя собой обзорный экран…

Чувствуя, что вот-вот опять потеряет сознание, он метнулся вперед, ухватился за рычаг и перевел звездолет в режим автопилота. Компьютер посадит звездолет на необитаемой территории, и, если Бог есть, аварийное тормозное устройство на его старой посудине все же сработает.

Может быть — хотя надежды мало, — он увидит еще один рассвет… И почему он не стал юристом? Почтенная, безопасная профессия.

Сине- зеленый, очень красивый земной шар стремительно приближался… «Да ладно, — подумал он. — Почтенная, безопасная профессия — зато какая скука!»

Либби стояла на крылечке и смотрела, как молнии вспарывают ночное небо. Гроза и дождь — великолепное зрелище. Несмотря на то что она стояла под навесом, волосы и лицо у нее намокли. В окне за спиной горел свет — теплый, уютный, желтый свет. Вздрогнув от очередного раската грома, Либби подумала: хорошо, что она заранее запаслась свечами и керосиновыми лампами.

Несмотря на свет и тепло, в дом пока не тянуло. Хотелось еще немного постоять, глядя на дождь, и послушать громовые раскаты, усиленные эхом в горах.

Если грозовой фронт еще задержится, северный перевал на несколько недель окажется недоступен. Ну и ладно, подумала Либби, любуясь очередной вспышкой, которая расколола черное небо. Несколько недель у нее есть. И даже не несколько недель… Впереди у нее вся жизнь! Она улыбнулась и обхватила себя руками.

Она радовалась, что все так хорошо придумала. На редкость удачное решение — на время спрятаться в хижине, тайном убежище их семьи. Ее всегда тянуло в горы. Здесь, в Кламатских горах на юго-западе Орегона, есть все, что нужно. От здешней красоты захватывает дух… Зазубренные горные пики, чистый воздух и одиночество. Если даже на написание диссертации уйдет полгода, значит, так тому и быть. Она целых пять лет занимается культурной антропологией, из них три года провела в экспедициях. Ей кажется, что она знает все о влиянии достижений современной цивилизации на жителей острова Колбари. Либби не давала себе поблажки с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать лет. Она еще ни разу так долго не жила одна — в отрыве от родных, знакомых, коллег. Диссертация для нее важна — иногда ей кажется, что даже слишком важна. Приехав сюда и позволив себе немного побыть наедине с собой, разобраться в себе, она пошла на серьезный компромисс.

Либби родилась в этой самой приземистой двухэтажной хижине и первые пять лет жизни провела здесь, в горах. Она жила свободно и не стесненно, как олененок.