— Почти нет.
Они зашагали вперед. Голова у Кэла еще кружилась, но совсем немного. Он был почти уверен, что сумеет подняться самостоятельно, но так приятно подниматься по лестнице, положив руку ей на плечо!
— Раньше я никогда не бывал в таких местах.
Сердце у нее забилось — пожалуй, слишком быстро. Вряд ли от физической нагрузки — он почти не опирался на нее. Ее смущала близость к нему.
— Здесь все очень примитивно, по современным меркам, но мне нравится. И всегда нравилось.
«Примитивно — еще мягко сказано», — подумал Кэл, но вслух ничего не сказал. Не хотелось ее обижать.
— Всегда?
— Да, я здесь родилась.
Он открыл было рот и повернул к ней голову, но тут уловил аромат ее волос. Его тело немедленно откликнулось.
— Ну да, в этой самой комнате. Сядь в изножье кровати, а я ее расстелю. — Он послушно сделал, как было велено, и в изумлении положил руку на столбик. Дерево! Настоящее дерево! Он был совершенно уверен, что столбик выточен из дерева, но ему на вид не больше двадцати или тридцати лет. Не может быть!
— Эта кровать…
— На самом деле она очень удобная. Ее сделал папа, поэтому ножки шатаются. Зато матрас очень мягкий.
Пальцы Кэла крепко сжали деревянный столбик.
— Эту кровать сделал твой отец? Из дерева?!
— Из массива дуба. Она прочная, как не знаю что. Хочешь верь, хочешь не верь, но на ней я и родилась, потому что в то время родители не доверяли врачам и предпочитали домашние роды. Сейчас мне трудно представить отца с «конским хвостом», увешанного фенечками из бисера… — Заметив ошарашенный взгляд Кэла, она спросила: — В чем дело? Что-то не так?
Он покачал головой. Наверное, ему в самом деле нужно отдохнуть, поспать, как следует выспаться.
— Это что… — Он обвел рукой комнату. — Это что, был какой-то эксперимент?
Во взгляде у Либби сквозили удивление и нежность.
— Если хочешь, можешь и так назвать. — Она подошла к комоду, тоже сработанному и свое время отцом. Порывшись в ящике, достала пижамные штаны. — Вот, надень. Папа всегда оставляет здесь какие-то вещи, а у вас с ним, похоже, один размер.
— Да, конечно. — Он схватил ее за руку, не давая уйти. — Погоди… Где, говоришь, мы находимся?
Вид у него сделался такой взволнованный, что Либби невольно сжала его пальцы.
— В Орегоне, юго-западном Орегоне, рядом с калифорнийской границей, в Кламатских горах.
— Орегон… США?
— Ну да, вроде бы Орегон еще считается штатом США. — Встревожившись, Либби снова положила руку ему на лоб.
Кэл сжал ее запястье.
— А планета… планета какая?
Либби смерила его изумленным взглядом. Нет, вроде не шутит… Хотя в его состоянии все может быть. А если шутит… С чувством юмора у нее все в порядке.
— Земля. Третья планета от Солнца. Поспи, Хорнблауэр. Ты очень устал.
Либби ушла, а он остался сидеть, как сидел. У него возникло неприятное чувство.
Наверное, она права — он действительно очень устал. Если он в Орегоне, в Северном полушарии своей родной планеты, то не так далеко отклонился от курса. Голова снова загудела. Что еще за курс такой?
Он опустил голову и посмотрел на руку. Нахмурился при виде многочисленных циферблатов. Механически нажал торчащую сбоку головку. Циферблаты померкли, и на черном фоне замелькали красные цифры.
Лос- Анджелес. Увидев знакомые координаты, он испытал невыразимое облегчение. Он возвращался на базу в Лос-Анджелесе после… после чего, черт побери?
Кэл подтянул пижамные штаны, осторожно лег и убедился в том, что Либби говорила правду. Кровать оказалась на удивление удобной. Может, если он поспит, вырубится на несколько часов, то все вспомнит. Ей это почему-то кажется важным…
«Интересно, во что я ввязалась», — думала Либби. Она сидела перед компьютером и смотрела на пустой монитор. У нее на попечении опасный больной — невероятно красивый больной, надо признать. У него сотрясение мозга, частичная потеря памяти… и такие глаза, что умереть можно. Она вздохнула и подперла подбородок ладонью. С сотрясением мозга она справится. В свое время она прослушала курс первой помощи. Во время экспедиций ученых часто заносит в такие места, где нет ни врачей, ни больниц.
Но вот справиться с амнезией ее подготовка не поможет. А уж с его глазами — и подавно. Познания Либби о мужчинах были чисто теоретическими и связанными к тому же лишь с культурными обычаями и традициями. Непосредственные контакты с ними носили чисто научный характер.