Дмитрий бледный, как первый снег, стоит на разваливающейся мелким кирпичным крошевом межкомнатной стене на стройке в котловане. Стена изрисована каким-то неумелым граффити.
Дима стоит на этой стене метрах в двух выше бетонного пола, усыпанного окурками, битым стеклом, кусками бетона и кирпича. Под самой стеной из пола выглядывают иглы торчащей металлической арматуры. Слегка пахнет мочой.
Глаза Димы полны ужаса и непонимания. Он не может даже осознать то, что видит.
Эдуард же стоит под гребаной стеной, покрытой всей этой мозаикой заброшенности и разрушения, и также не понимает, что происходит.
А в метре от них, оставив недлинный кровавый след, словно проползающая улитка слизь, лежит истекающее кровью тело.
Это была Юля. Их подруга по играм.
Юлю можно было узнать по одежде. И только по одежде. Она сегодня утром выходила из дома в джинсовой юбочке чуть выше колен и в белой футболке с какой-то надписью на английском языке, которую ни Дима, ни Эдуард не понимали тогда. Но сейчас
Сейчас эти черные буквы на покрасневшей от крови футболке сквозь десятилетия цинично смеялись над всеми участниками произошедшей трагедии. «Enjoy the little things» было написано на футболке.
Футболка была натянута на голову тринадцатилетней девочки, точнее, на то, что оставалось от головы. Юбка у Юли была задрана чуть ли не до подбородка, нижнего белья не было, ноги неестественно разведены в стороны, показывая то, что мальчики еще не должны видеть. Поэтому, с одной стороны, Дмитрия и Эдуарда охватило какое-то странное постыдное чувство, которое и пугало и одновременно притягивало, крутилось вокруг живота и требовало большего и большего к нему внимания, а с другой стороны, вид крови и безжизненного тела внушал беспредельный ужас.
Это было как-то странно. И притягательно, и омерзительно отталкивающе.
Первым очнулся Эдуард. Большинство своих действий он впоследствии мог вспомнить только с этого момента. Быстрым движением мальчик вскарабкался на стену и внимательно посмотрел на Дмитрия, который продолжал таращиться то на него, то на распластавшуюся внизу Юлю.
Ну что ты там вылупился, на Эдуарда вдруг спустилась непонятная решительность и хладнокровие. Бежим быстрее. Нужно отцу рассказать.
Но ведь Так как же теперь бормотал что-то Дмитрий. А как же ты Что же мы
Скажем как есть, уверенно говорил Эдуард, глядя в глаза брату. Скажем, что вот так нашли Юльку на стройке и сразу же побежали за помощью.
А если попытался возразить Дима.
Ничего не бойся, Эдуард развернул Диму спиной к Юле и, подталкивая ладошкой в спину, повел его прочь от пустыря. Все будет хорошо.
Через полчаса заброшенный котлован было не узнать. Вокруг него по периметру толпились люди. Многих Эдуард и Дмитрий знали это были жители их дома, знакомые и соседи. Но еще были милиционеры в форме, в центре суетились люди в обычной одежде, пара людей в белых халатах и еще какие-то «специалисты».
Тела Юли на том месте, где Дима и Эдуард его обнаружили, уже не было. О произошедшем напоминал только недлинный кровавый след, тянущийся вдоль кирпичной стены.
Потом были долгие, практически бесконечные разговоры с разными взрослыми людьми, ожидания в душных приемных, поездки в прокуренных служебных автомобилях, бумаги, расспросы, слезы, угрозы, ночные кошмары, какие-то лекарства, хождение во сне, а потом галлюцинации и психиатрическая клиника.
Кадры черно-белого фильма перестали тарахтеть.
Эдуард закрыл воду и вышел из душа. Вытершись мягким пушистым полотенцем, он нагишом вышел в темный коридор, где его снова окутала тьма. Липкая ужасная тьма, которой в глубине души страшится каждый человек, но которая приносила Эдуарду облегчение и там, в больнице, и здесь, в повседневной жизни.
Тьма это отсутствие мыслей, желаний и воспоминаний. Особенно воспоминаний.
В комнате вспыхнул свет. Эдуард открыл ящик с нижним бельем и натянул на себя светлые спортивные боксеры и белую обтягивающую футболку. За ними последовали белые носки, а потом синий тренировочный костюм.
Только в коридоре, в котором наконец-то Эдуард зажег свет, были надеты серые кроссовки, щелкнул замок входной двери, белые горошины беспроводных наушников уселись на свои места, и хозяин квартиры отправился на пробежку.
Вот уже практически двадцать лет. Без отговорок. Каждый день. Сразу после того, как его выписали из больницы.
Глава III
Ну исчезла и исчезла, улыбался Владимир, иронично глядя на Илью. Ты же получил что хотел?
Получил, мрачно ответил Илья, допивая из маленького стаканчика остатки дешевейшего виски.
Понравилось? Улыбка коротко стриженного здоровяка становилась все шире и шире.
Понравилось, автоматически повторил за ним Илья.
Ну-ка, дай посмотреть, что тебе твоя Золушка оставила, Владимир протянул руку и взял с барной стойки небольшую подвеску на цепочке.
Внешне она выглядела как огрызок карандаша со стирательной резинкой на одном конце. Рубашка карандаша была выкрашена желтой краской. С одного края металл держал оранжевый мутный камень, имитирующий стирательную резинку, с другого карандаш был заточен до остроты иголки.
Интересная штука, задумчиво произнес Илья.
Цепь не выдержала? Владимир внимательно изучал концы разорванной цепочки.
Нет, блин! Это я сам потихоньку перекусил в процессе. Решил на золотишке подзаработать.
Не получится, ответил коротко стриженный здоровяк со знающим видом. Это не золото и не серебро. Ты ее никому даже за бутылку пива не всучишь. Так что прогадал ты с бонусом.
Да не в бонусе дело, Илья снова наполнил маленький стаканчик.
А ты на ней после всего, как порядочный человек, жениться собрался, что ли?
Да нет, ответил Илья. Но чтобы вот так быстро Сказала, что сейчас вернется, и вдруг исчезла.
Ну так на! Получи девичью месть, вдруг засмеялся Владимир, тебя трахнули на первом свидании и бросили! Ты проститутка! Шалава! Ни одна порядочная девушка на тебя больше не посмотрит.
Ну я же не такой, улыбнулся Илья. Я же не хотел. Я думал, что
Такой-такой, парировал Владимир и засмеялся еще громче.
Постепенно толпа начала редеть, посетители стали расходиться.
Кто-то продолжит веселье в других местах, кто-то мечтает о любой горизонтальной поверхности, чтобы завалиться на нее и отрубиться. Кто-то, в меру повеселившись, собирается чинно и благородно проследовать к себе домой и уснуть.
Музыка уже не сотрясала стены и пол, да и треки были спокойнее, а звук тише. Все говорило о том, что здесь больше делать нечего: персонал устал, DJ выжал из аппаратуры все что мог, спиртное выпито, все запрещенное законом распродано.
Я, наверное, поеду, сказал Илья.
Все? спросил Владимир. По домам?
Так уже, наверное, часов пять, Илья взглянул на часы. Ого! Десять минут шестого! Теперь проваляюсь в коматозе до вечера.
А о чем тебе заботиться? Владимир ехидно усмехнулся. Ты все сегодня уже успел. Даже кулончик тебе подарили. Спи теперь хоть до воскресенья.
Мне в понедельник статью сдавать нужно, Илья снова взглянул на часы.
Вот в воскресенье встанешь, пива выпьешь с утра и ка-а-к напишешь! Владимир провел ладонью по затылку. Как говорил старик Хэм: «Пиши пьяным, редактируй трезвым».
Так я отредактировать тогда, по твоей логике, не успею, настаивал Илья.
Как знаешь, махнул рукой здоровяк. Настаивать не буду. Вас, журналюг, не понять. То «давай напьемся, дружище давай сегодня в хлам», а потом «ой, уже пять часов, меня мама заругает».
Илья поднялся со стула, оставив пустую бутылку виски на барной стойке, и протянул руку Владимиру.
Ну Давай! Счастливо!
Да подожди ты, сказал здоровяк. Я с тобой пойду. Что мне тут одному делать?