Она прошла мимо круглых столиков, расставленных по периметру зала, и заметила несколько знакомых лиц. В баре она заказала джин с тоником и оглядела комнату, ища долговязого неуклюжего мужчину с взлохмаченными волосами. Ее взгляд скользил от стола к столу, и внезапно остановился на группе людей, стоящих у фонтана с шампанским. Она узнала всех своих одноклассников. Всех, кроме одного.
И словно почувствовав на себе ее взгляд, мужчина, которого она не могла узнать, повернул голову и взглянул на нее, и к нервной дрожи добавилось легкое покалывание.
Его темные волосы были коротко пострижены, и в отличие от некоторых мужчин, стоящих с ним рядом, ему еще много лет будет что расчесывать. Она не видела цвет его глаз, но они были глубоко посажены и немного напряжены, когда он смотрел на нее. Широкоскулый, с совершенно квадратной челюстью, он был одет в темно-синий костюм, так безупречно сидящий на широких плечах, что это могло объясняться только дизайнерским пошивом. Он засунул руку в карман брюк, откинув полу пиджака. Белая рубашка плотно облегала грудь, голубой галстук удерживался на месте тонкой золотой заколкой.
Брина поднесла стакан к губам. Муж какой-нибудь счастливицы, подумала она, пока его дерзкий взгляд не скользнул по ней, осматривая губы, шею, и задерживаясь на ее груди. Как правило, она бы оскорбилась таким упорным осмотром, но в его взгляде не ощущалось сексуального интереса. Скорее легкое любопытство, словно он изучал ее вместо проверяющего на входе. Но когда его взгляд перешел к ее бедрам, ногам, а затем медленно проделал весь обратный путь вверх, оценивающая улыбка искривила уголки его губ, а она чуть не втянула ломтик лайма из напитка.
Возможно, он вовсе не чей-то муж, поправилась она. Может, какая-то девушка попросила своего великолепного друга сопровождать ее сегодня. Или наняла модель для нижнего белья. Брина сама думала об этом, но в результате решила, что из-за этого будет чувствовать, как будто с ней не все в порядке.
— Брина МакКоннел?
Брина отвлеклась от мужчины по ту сторону комнаты и взглянула на женщину перед ней. Она сразу узнала светло-зеленые глаза и длинные золотисто-каштановые волосы.
— Карен Джонсон, как поживаешь?
Они с Карен были президентом и вице-президентом «Будущих домохозяек Америки» и неоднократно напивались домашним вином папочки Карен.
Карен широко раскинула руки, а затем положила ладонь на свой весьма круглый животик.
— Беременна своим третьим, — сказала она.
Третьим? Со времен школы у Брины только дважды были серьезные отношения, и ни одни не продлились более пары лет.
— За кого ты вышла замуж?
— В который раз? — залилась смехом Карен.
Брина не знала, что на это ответить. Она не думала, что «Вот черт!» может сейчас подойти, так что спросила о другом:
— Ты не видела Томаса Мэка? Я слышала, что он сегодня здесь.
Карен огляделась и указала прямо на модель для нижнего белья.
— Вот он.
Томас Мэк знал, что именно в эту секунду Брина МакКоннел поняла, кто он. Она округлила глаза, открыла рот, и он видел, как ее губы складываются в форме слов «О, боже мой, ты шутишь!» До этого она даже и не догадывалась. Он изменился со времен школы, как и она. Она выросла, обрела формы, и стала еще красивее, чем девочка, которую он знал.
Он вспомнил, как впервые увидел ее в первый день в начальном классе, вспомнил ее большие ореховые глаза и огромный хвост на голове. У нее всегда были такие густые волосы, что из-за этого ее голова казалась слишком большой для шеи.
Он также вспомнил, как в первый раз купил ей подарок. Это произошло на третьем году обучения, после того как ей удалили гланды. Он купил ей голубое мороженое на палочке, стоившее ему двадцать пять центов, и оно растаяло по дороге к ее дому.
Он помнил день, когда умер его пес Скутер, похороны, которые они устроили старому черному лабрадору, и как он обнимал Брину, пока она непрерывно рыдала. Томасу было тринадцать, и он не плакал, хотя тоже хотел. В тот день он впервые заметил изменения в ее теле. Он обнимал ее, стараясь вести себя как мужчина, и пытаясь не плакать из-за потери своего пса. Он стоял, борясь с собой, а ее нежные руки цеплялись за его майку, ее маленькие грудки упирались ему в грудь, сводя его с ума. Он пытался не думать о ней обнаженной. Он помнил, что оттолкнул ее и сказал идти домой, потому что от ее рыданий ему только хуже. Рассердившись, она ушла, но так никогда и не узнала, что он прогнал ее не из-за плача. А из-за внезапного томительного биения в груди и паху. С того дня Брина МакКоннел терзала его, не зная об этом.