— Очень люблю.
Она глянула на него почти с испугом. Он притягивал ее все сильней. Он был чем-то вроде… Нет, это невозможно было выразить словами.
Внезапно лицо Вадима приняло серьезное и даже скорбное выражение.
— Вы знаете Доброхотовых? — спросил он, не глядя в ее сторону.
— Да. Наташка учится в параллельном классе. У нее самая длинная коса в нашей школе.
Он тряхнул головой и резко затормозил — дорогу перебегал дымчатый кот. Муся не успела стукнуться лбом о ветровое стекло — этому помешала горячая и очень крепкая рука Вадима, очутившаяся между нею и стеклом.
— Прошу прощения. Даже среди животных встречаются самоубийцы. А жизнь — штука очень важная.
И он горестно вздохнул.
— У вас какое-то неприятное дело к Доброхотовым? — спросила она, дивясь своей прозорливости.
— Угадала, Мария-Елена.
— У них недавно погиб сын. Он был летчиком. Эвелина Владимировна лежит в больнице с инфарктом.
— Мы с Андрюшей полтора года прожили в одной комнате в общаге. В то утро должен был вылететь я, а не он. Дело в том, что у меня ни с того ни с сего поднялась температура. Вы хорошо знали Андрюшу?
Муся молча кивнула. Она была почти влюблена в Андрея Доброхотова. Она бы, вероятно, влюбилась в него без оглядки, не живи он на соседней улице и не учись в той же школе, что и Муся. Она давно поняла, что не способна влюбиться всерьез в человека из своего детского окружения.
— Как вы думаете, я должен отдать его дневник родителям или… его девушке?
Вадим остановил машину в густой тени акаций напротив дома Доброхотовых и повернулся к Мусе всем корпусом.
— Вы читали его?
Он грустно кивнул и тихонько присвистнул.
— Галя… как бы это сказать… ну, у нее несколько иные представления о любви и всем остальном. Хотя последнее время она так сильно изменилась.
Он посмотрел на Мусю удивленно и в то же время настороженно.
— Иные? То есть не такие, как у тебя, Мария-Елена, да?
Он впервые сказал ей «ты», и Мусю захлестнула волна счастья.
— Не такие. Но она хорошая девчонка. Отдайте дневник ей. Я уверена, там очень много про нее. Галина работает в той же больнице, что и моя сестра. Они обе сегодня во вторую смену.
— Как скажете, Мария-Елена. — Вадим лихо рванул с места и ловко развернул свою «Волгу» на пятачке, где Муся совсем недавно играла в «классы» с местной детворой. — Ты любишь шоколадный пломбир и пепси-колу?
— Больше клубничный и фанту. Только я не могу появиться в таком виде в «Морозко».
— Поедем туда, где тебя никто не знает. Хотя вряд ли во всем городе найдется кафе-мороженое, где не знают Марию-Елену.
Он сказал это вполне серьезно. И она так же серьезно ответила:
— Найдется. «Метелица». Но это на другом конце города. И в шлепанцах меня туда не пустят.
Он остановился возле центрального универмага и ровно через две с половиной минуты вернулся с коробкой под мышкой. В ней лежали панталеты на высоких каблуках. Он не спрашивал заранее, какой у нее размер, но панталеты пришлись впору.
— Шаль можешь оставить в машине. — Вадим едва заметно подмигнул Мусе. — Правда, она тебе ужасно идет.
— Но там может оказаться Валентина Михайловна. Она живет на углу Советской и…
— Мне всегда казалось, классные дамы не любят мороженого. Она худая?
— Как клюка. Мы прозвали ее Шваброй.
— Ай-яй-яй. Тем более что это плагиат. Мы тоже звали свою классную Шваброй.
Они сидели друг против друга в уютном полумраке. Муся была в «Метелице» третий раз в жизни — два предыдущих ее водил туда отец, который когда-то давно приезжал по воскресеньям и брал Мусю в зоопарк или просто погулять. Отец переехал в другой город. Муся непроизвольно вздохнула. Ей не хватало отца.
— Мария-Елена, я должен сказать, что ты не должна мне… Да, я должен, а ты не должна. — Он рассмеялся, схватил ее за руку, но тут же отпустил. — Я так давно закончил школу, что уже совсем разучился говорить по-русски. Но ты, думаю, поняла, что я хотел сказать. Не верь мне, Мария-Елена. Я ужасно легкомысленный, понимаешь? Я никогда не был верен тем, кого любил. Хотя, если честно, я пока никого по-настоящему не любил. Мария-Елена, перед тобой повеса и ловелас.
— Ну и что?
Внезапно Муся почувствовала, как рушится сооруженная столь кропотливым трудом прическа, но уже было поздно изменить что-либо. Шпильки попадали на стол, волосы надежно закрыли от чужих взглядов ее обнаженные плечи.