Андрей Платонов
Неизвестный цветок (сборник)
Рассказы
Ещё мама
А я, когда вырасту, я в школу ходить не буду! сказал Артём своей матери, Евдокии Алексеевне. Правда, мама?
Правда, правда, ответила мать. Чего тебе ходить!
Чего мне ходить? Нечего! А то я пойду, а ты заскучаешь по мне. Не надо лучше!
Не надо, сказала мать, не надо!
А когда прошло лето и стало Артёму семь лет от роду, Евдокия Алексеевна взяла сына за руку и повела его в школу. Артём хотел было уйти от матери, да не мог вынуть свою руку из её руки; рука у матери теперь была твёрдая, а прежде была мягкая.
Ну что ж! сказал Артём. Зато я домой скоро приду! Правда, скоро?
Скоро, скоро, ответила мать. Поучишься чуть-чуть и домой пойдёшь.
Я чуть-чуть, соглашался Артём. А ты по мне дома не скучай!
Не буду, сынок, я не буду скучать.
Нет, ты немножко скучай, сказал Артём. Так лучше тебе будет, а то что! А игрушки из угла убирать не надо: я приду и сразу буду играть, я бегом домой прибегу.
А я тебя ждать буду, сказала мать, я тебе оладьев нынче испеку.
Ты будешь ждать меня? обрадовался Артём. Тебе ждать не дождаться! Эх, горе тебе! А ты не плачь по мне, ты не бойся и не умри смотри, а меня дожидайся!
Да уж ладно! засмеялась мать Артёма. Уж дождусь тебя, милый мой, авось не помру!
Ты дыши и терпи, тогда не помрёшь, сказал Артём. Гляди, как я дышу, так и ты.
Мать вздохнула, остановилась и показала сыну вдаль. Там, в конце улицы, стояла новая большая рубленая школа её целое лето строили, а за школой начинался тёмный лиственный лес. До школы отсюда ещё было далеко, до неё протянулся долгий порядок домов дворов десять или одиннадцать.
А теперь ступай один, сказала мать. Привыкай один ходить. Школу-то видишь?
А то будто! Вон она!
Ну иди, иди, Артёмушка, иди один. Учительницу там слушайся, она тебе вместо меня будет.
Артём задумался.
Нету, она за тебя не будет, тихо произнёс Артём, она чужая.
Привыкнешь, Аполлинария Николаевна тебе как родная будет. Ну, иди!
Мать поцеловала Артёма в лоб, и он пошёл далее один.
Отошедши далеко, он оглянулся на мать. Мать стояла на месте и смотрела на него. Артёму хотелось заплакать по матери и вернуться к ней, но он опять пошёл вперед, чтобы мать не обиделась на него. А матери тоже хотелось догнать Артёма, взять его за руку и вернуться с ним домой, но она только вздохнула и пошла домой одна.
Вскоре Артём снова обернулся, чтобы поглядеть на мать, однако её уже не было видно.
И пошёл он опять один и заплакал. Тут гусак вытянул шею из-за изгороди, крякнул и защемил клювом штанину у Артёма, а заодно захватил и живую кожу на его ноге.
Артём рванулся прочь и спасся от гусака. «Это страшные дикие птицы, решил Артём, они живут вместе с орлами».
На другом дворе были открыты ворота. Артём увидел лохматое животное с приставшими к нему репьями, животное стояло к Артёму хвостом, но всё равно оно было сердитое и видело его.
«Ктой-то это? подумал Артём. Волк, что ли?» Артём оглянулся в ту сторону, куда ушла его мать, и не видать ли её там, а то этот волк побежит туда. Матери не было видно, она уже дома, должно быть, это хорошо, волк её не съест. Вдруг лохматое животное повернуло голову и молча оскалило на Артёма пасть с зубами. Артём узнал собаку Жучку.
Жучка, это ты?
Р-р-р! ответила собака-волк.
Тронь только! сказал Артём. Ты только тронь! Ты знаешь, что тебе тогда будет? Я в школу иду. Вон она виднеется!
М-м-м, смирно произнесла Жучка и шевельнула хвостом.
Эх, далече ещё до школы! вздохнул Артём и пошёл дальше.
Кто-то враз и больно ударил Артёма по щеке, словно вонзился в неё, и тут же вышел вон обратно.
Это ктой-то ещё? напугался было Артём. Ты чего дерёшься, а то я тебе тоже Мне в школу надо. Я ученик ты видишь!
Он поглядел вокруг, а никого не было, один ветер шумел павшими листьями.
Спрятался? сказал Артём. Покажись только!
На земле лежал толстый жук. Артём поднял его, потом положил на лопух.
Это ты на меня из ветра упал. Живи теперь, живи скорее, а то зима настанет.
Сказавши так, Артём побежал в школу, чтобы не опоздать. Сначала он бежал по тропинке возле плетня, да оттуда какой-то зверь дыхнул на него горячим духом и сказал: «Ффурфурчи!»
Не трожь меня: мне некогда! ответил Артём и выбежал на середину улицы.
На дворе школы сидели ребята. Их Артём не знал, они пришли из другой деревни, должно быть, они учились давно и были все умные, потому что Артём не понимал, что они говорили.
А ты знаешь жирный шрифт? Ого! сказал мальчик из другой деревни.
А ещё двое говорили:
Нам хоботковых насекомых Афанасий Петрович показывал!
А мы их прошли уже. Мы птиц учили до кишок!
Вы до кишок только, а мы всех птиц до перелёта проходили.
«А я ничего не знаю, подумал Артём, я только маму люблю! Убегу я домой!»
Зазвенел звонок. На крыльцо школы вышла учительница Аполлинария Николаевна и сказала, когда отзвенел звонок:
Здравствуйте, дети! Идите сюда, идите ко мне.
Все ребята пошли в школу, один Артём остался во дворе.
Аполлинария Николаевна подошла к нему:
А ты чего? Оробел, что ли?
Я к маме хочу, сказал Артём и закрыл лицо рукавом. Отведи меня скорее ко двору.
Нет уж, нет! ответила учительница. В школе я тебе мама.
Она взяла Артёма под мышки, подняла к себе на руки и понесла.
Артём исподволь поглядел на учительницу: ишь ты, какая она была, она была лицом белая, добрая, глаза её весело смотрели на него, будто она играть с ним хотела в игру, как маленькая. И пахло от неё так же, как от матери, тёплым хлебом и сухою травой.
В классе Аполлинария Николаевна хотела было посадить Артёма за парту, но он в страхе прижался к ней и не сошёл с рук. Аполлинария Николаевна села за стол и стала учить детей, а Артёма оставила у себя на коленях.
Эк ты, селезень толстый какой на коленях сидит! сказал один мальчик.
Я не толстый! ответил Артём. Это меня орёл укусил, я раненый.
Он сошёл с коленей учительницы и сел за парту.
Где? спросила учительница. Где твоя рана? Покажи-ка её, покажи!
А вот тута! Артём показал ногу, где гусак его защемил.
Учительница оглядела ногу.
До конца урока доживёшь?
Доживу, обещал Артём.
Артём не слушал, что говорила учительница на уроке. Он смотрел в окно на далёкое белое облако; оно плыло по небу туда, где жила его мама в родной их избушке. А жива ли она? Не померла ли от чего-нибудь вот бабушка Дарья весною враз померла, не чаяли, не гадали. А может быть, изба их без него загорелась, ведь Артём давно из дому ушёл, мало ли что бывает.
Учительница видела тревогу мальчика и спросила у него:
А ты чего, Федотов Артём, ты чего думаешь сейчас? Почему ты меня не слушаешь?
Я пожара боюсь, наш дом сгорит.
Не сгорит. В колхозе народ смотрит, он потушит огонь.
Без меня потушат? спросил Артём.
Без тебя управятся.
После уроков Артём первым побежал домой.
Подожди, подожди, сказала Аполлинария Николаевна. Вернись назад, ты ведь раненый.
А ребята сказали:
Эк, какой инвалид, а бегает!
Артём остановился в дверях, учительница подошла к нему, взяла его за руку и повела с собою. Она жила в комнатах при школе, только с другого крыльца. В комнатах у Аполлинарии Николаевны пахло цветами, тихо звенела посуда в шкафу, и всюду было убрано чисто, хорошо.
Аполлинария Николаевна посадила Артёма на стул, обмыла его ногу тёплой водой из таза и перевязала красное пятнышко щипок гусака белой марлей.
А мама твоя будет горевать! сказала Аполлинария Николаевна. Вот горевать будет!
Не будет! ответил Артём. Она оладьи печёт!
Нет, будет. Эх, скажет, зачем Артём в школу нынче ходил? Ничего он там не узнал, а пошёл учиться, значит, он маму обманул, значит, он меня не любит, скажет она и сама заплачет.
И правда! испугался Артём.
Правда. Давай сейчас учиться.
Чуть-чуть только, сказал Артём.
Ладно уж, чуть-чуть, согласилась учительница. Ну, иди сюда, раненый.
Она взяла его к себе на руки и понесла в класс. Артём боялся упасть и прильнул к учительнице. Снова он почувствовал тот же тихий и добрый запах, который он чувствовал возле матери, а незнакомые глаза, близко глядевшие на него, были несердитые, точно давно знакомые. «Не страшно», подумал Артём.