А, по синим волна́м океана, лишь звезды блеснут в небесах, задекламировал Ходуля, уж Римочка наша несется, несется на всех парусах Сташук не слушал его. Он во все глаза смотрел на Риму, с трудом узнавая в этой красивой приодевшейся девушке простенькую девчонку, с которой он так небрежно разговаривал утром.
Что? Познакомить? заторопился Ходуля.
А мы уже с ней немного знакомые, ответил Сташук и четко откозырял Риме.
Здравствуйте, сказала она. А это подруга моя Здравствуйте, Лёша.
Ходуля так удивился, что даже не сразу ответил, и только через минуту спохватился:
Здравствуй, Римочка, здравствуй, Лидочка. Добрый вечер, честь имею. А мы тут, знаете, с морячками то да сё, обнявшись крепче всех друзей
Кино будем смотреть? спросил Сташук у Римы.
Так билеты, наверно, уже все.
А у меня и у одного моего товарища уже имеется как раз четыре, случайно рядом, вон дожидается стоит, сказал Сташук.
И они пошли в кино, оставив в аллее оторопевшего Лёшку Ходулю, который все же пробормотал:
«Мне дурно», проговорила она
Сташук познакомил девочек со своим товарищем Серёжей Палихиным. Вчетвером они направились в кино. Рима и Лида шли под руку и посередке, а юнги по краям и чуточку на отлете. Причем оба так отчаянно вышучивали друг друга, что девочки то и дело покатывались со смеху, не замечая, как ловко товарищи помогают один другому сострить и показать себя с наилучшей стороны.
О, он у нас рыбак известный, говорил Сташук про Палихина. Вы его спроси́те, как он на Ладоге камбалу ловил, а сам немецкую мину выудил
Нет уж, отвечал Палихин, пускай сам расскажет лучше, как он трубочистом сделался, когда в Ленинграде на крышу зажигалка упала в трубу, а он за ней туда полез Красивый фасон после имел!
Потом Палихин и Лида ушли немного вперед. Рима и Сташук поотстали.
Да, Рима, сказал вдруг Сташук, вы, кстати, местная? Да, родилась тут.
Тогда вы, может быть, мне скажете, кто это такие тут у вас синегорцы. Я тут никого не знаю, а не успел приехать, уже письмо получил. И написано что-то не разбери поймешь. Стою на вахте, а какой-то мальчонка подбежал, сунул мне письмо, а сам драла. Он протянул Риме письмо. Вот, видите? «Синегорцы Рыбачьего Затона приветствуют вас на своем берегу. Да скрепит верность вашу боевую дружбу и закалит отвага ваши сердца, и пусть будет сладок плод ваших трудов, и да взойдет над вами радуга победы. Синегорцы Затонска надеются, что балтийские юнги послужат делу процветания и славы города. По поручению штаба синегорцев Амальгама». Сбоку был нарисован знак радуга со стрелой. Вот уж ничего не пойму! сказала Рима.
Да и я не знаю, что это такое. Может быть, командованию показать? А это который выходил, усатый такой, нашито много вот здесь Он у вас главный командир? Капитан? Не капитан, а мичман. Пора разбираться, Римочка. Антон Фёдорович Пашков. Известно: четыре узкие нашивки это значит мичман, а шевроны углом на рукаве это за сверхсрочную службу. Он еще в ту войну кондуктором[11] был.
На поезде?
При чем тут, извиняюсь, на поезде? На корабле. На поезде конду́ктор, а на флоте кондукто́р. Надо понимать.
А ремесленники шли усталые и злые. Юнги казались им бездельниками и щеголями. Не знали ремесленники Рыбачьего Затона, что эти аккуратно подобранные парни в бушлатах и в бескозырках хлебнули такого, что и не снилось затонским. Под огнем и бомбами финских самолетов ушли юнги с острова Валаама в Ладожском озере. Лютую голодную зиму провели они под осажденным Ленинградом. И немало их еще прошлой осенью пало в главном деле у Невской Дубровки, когда юнги, сами совсем еще мальчишки, задержали немецких десантников и отстояли важнейший рубеж до прибытия частей Красной армии. Не знали затонские, что у самого Вити Сташука с голоду умерла в ту зиму близ Нарвской заставы мать. Не подозревали затонские, что Серёжа Палихин в ледяной воде Ладоги своими руками отвел мину, на которую едва не наскочила шлюпка с балтийцами. Многого не знали ребята и с пренебрежительным как будто, а на самом деле с завистливым высокомерием посматривали на приезжих. Но юнги словно и внимания на них не обращали.
Глава 13
Вечер командора
Валерка и Тимсон ждали Капку у сада. Они встретились, как встречаются обычно мальчики, хорошо знающие друг друга, то есть без приветствий, рукопожатий и других церемониальных проволочек.
Слыхал новость? спросил Валерка, подстраиваясь на ходу, спотыкаясь и никак не попадая в ногу с шагающим Капкой. Девчонки-то наши с этими флотскими ну прямо с ума тронулись.
И пусть их, буркнул Тимсон.
Вы когда про них узнали? не останавливаясь, спросил у Черепашкина Капка.
Еще утром.
Ну и как?
Все в порядке. Послал приветствие. В восемь ноль-ноль. Колька отнес, Венькин брат.
Исполнение проверил?
Ну ясно. Доставил в срок. Дежурному сдал. Я сам видел с дерева.
А чего написал?
Ну, как Арсений Петрович нам говорил. Приветствие прибывшим. Как всем эвакуированным писали.
Это хвалю.
Только имей в виду, Капка, Валерка сделал небольшую пробежку вперед, чтобы в темноте заглянуть в лицо Капке, имей в виду этот самый дежурный уже сестре твоей бумажку показывал. А она смеется. Ты ей ничего про нас не говорил?
Не хватало еще! возмутился Капка.
Чего же она смешного нашла?.. И в кого только она у вас такая!
Валерка был возмущен до глубины души, что у Капки Бутырёва может быть такая сестра. Некоторое время шли молча. Потом Черепашкин несколько раз толкнул локтем в бок Тимку и переглянулся с ним. Тимсон кивнул головой, и Валерка решился.
Собраться бы вообще надо, Капа! А то как-то дело у нас вянет. Правда, у меня всё тут записано. Показать?
Покажешь потом как-нибудь.
Валерка опять переглянулся с Тимсоном.
Капка, можно тебе от меня вот лично и вот от Тимки тоже от нас обоих то есть замечание сказать?.. Верно, Тимсон?
Тимка моргнул, качнув головой сверху вниз.
Давай говори, ответил Капка.
Ты, Капа, последнее время манкируешь.
Вот так так! Здравствуйте! Это я манкирую? Капка даже приостановился.
Да, да, манкируешь, спроси вот Тимсона Да, Тимка?
Точно, отозвался Тимсон.
Да ведь некогда мне, начал Капка. Знаешь, какая у нас работа. Особый заказ делаем. Вы бы как-нибудь пока без меня.
Ты что же Валерка даже задохнулся на минуточку. Ты что же, отрекаешься? Эх ты, а еще синегорец! Кто зарок давал, клятву говорил? Знаешь, Капка, это уж это уж просто Правда, Тимсон?
Чего уж
Арсений Петрович, когда уезжал, как нам говорил? Кого назначил?
Ну раз если так получилось! виновато заговорил Капка. Я же не отказываюсь навовсе, только командором сейчас мне нечего быть. Во-первых, я от пионеров уже отстал. Занятый, во-вторых, с утра до ночи. Теперь и выходные, говорят, у нас не будут целый месяц. Какой от меня толк вам? И потом еще как-то уж я ну, это самое ну, неловко получается. Мое такое дело теперь, что я уж из своих лет вышел. Опять-таки бригадир на производстве. Ребята узнаю́т, так проходу мне не будет. Засмеют. Мне уже как-то не идет вроде. Деточка какой!
Значит, мы деточки? Спасибо! Валерка раскланялся. Мерси. Ну, уж это, Капка, знаешь Я считаю лично
Правда, Тимсон?
Уж да, изрек Тимсон.
Эх, узнал бы Арсений Петрович! Вот, как назло, писем от него нет.
Да я сам уже написал ему сказал Капка. Адрес-то ВМПС 3756-Ф? Правильно? Не отвечает чего-то!
Плохо без него, заметил расстроенный вконец Валерка.
Тимка только рукой махнул. Они шли теперь по берегу.
Волга, темная и молчаливая, дышала сыростью из черной, глухой дали. Ни огонька не было вокруг. Темен и дремуч был весь этот огромный, сейчас казавшийся безбрежным волжский простор. А когда-то там, куда ухо дила, повернув от затона, Волга, небо по ночам всегда было словно приподнято, высоко расплывалось серебряное зарево. Это с правого берега отсвечивал в ночное небо тысячами своих бессонных огней большой город, город степной и волжской славы, гордый своим именем. Город был столицей этого края. Все в Затонске и вокруг тяготело к нему, все жило его славой, подобно тому как по ночам на всем лежали отсветы далеких огней великого города. Затонские редко называли его полным именем, но, когда кто-нибудь говорил: «Я вчера в городе был», все и так знали, о чем идет речь.