Не правда ли, я само очарование?
Волин, не говоря больше ни слова, сбросил брюки и полез в ванну
Выбрались они оттуда только спустя полчаса. Можно было, наверное, еще немного продлить водные процедуры, но Иришка оказалась настроена по-деловому.
Я сюда не затем приехала, чтобы плескаться в русском душе, заявила она, кутаясь в большое махровое полотенце, помыться я и во Франции могу.
Волин возразил, что во французском душе вряд ли встречаются такие симпатичные молодые люди. На это мадемуазель Белью заметила, что он типичный имперец и квасной патриот, считающий, что в России все самое замечательное. Пусть-ка лучше подаст ей ее платье, да не то, в котором она приехала, а легкое, голубое в цветочек, оно лежит в чемодане.
Почему не предупредила, что приедешь? спросил старший следователь, выуживая из чемодана нужное платье.
Потому что я в России по делу, отрезала Иришка. Я вообще не собиралась к тебе заезжать, но потом подумала, что ты обидишься, и решила все-таки выкроить для тебя полдня.
Волин полюбопытствовал, что у нее тут за дело.
Помнишь русского бандита Серегина, с которым мы встречались в его парижском ресторане?
Волин, разумеется, помнил, забыть такую экстравагантную фигуру было мудрено.
Его убили, коротко отвечала Иришка. Следы ведут в Россию.
Орест Витальевич только головой покачал. Она собирается расследовать в России убийство русского бандита, которого раньше срока отправили к праотцам? Дохлое дело, ничего ей тут не светит.
Ну, я же не одна буду его расследовать, заметила мадемуазель Белью, расчесывая волосы. Ты же мне поможешь, правда?
Волин про себя подумал, что только парижских бандитов русского происхождения ему тут не хватало, но вслух, конечно, этого не сказал, только вздохнул и пообещал, что к ее услугам весь Следственный комитет Российской Федерации.
Прекрасно, улыбнулась Иришка, мы сразу найдем с твоим комитетом общий язык. Давай-ка составим план дальнейших действий.
Составим, согласился Волин. Но не сейчас. Сейчас мы, с твоего позволения, поедем к генералу Воронцову.
К тому самому, которого убили, когда мы были в Италии?
Да, к нему.
Как он себя чувствует?
Для мертвеца неплохо. Тем более если учесть, что стреляли все-таки не в него, а в его коллегу.
Иришка ненадолго задумалась, а потом спросила, а зачем, собственно, им ехать к генералу, если тот и так чувствует себя неплохо. Затем, отвечал Волин, что он обещал Сергею Сергеевичу приехать именно сегодня. А еще затем, чтобы представить Воронцову мадемуазель Белью. Старик не простит Волину, если она уедет во Францию, так с ним и не познакомившись.
А откуда же он узнает, что я приезжала?
Узнает, не беспокойся. У этих старых кагэбэшников глаз-алмаз, они человека до печенок видят.
В самом деле? Ну, тогда можно использовать их вместо томографов.
Вот ты смеешься, а я серьезно, упрекнул ее старший следователь. Хочешь, поспорим? Стоит ему только на меня глянуть, и он сразу поймет, что ты в Москве.
Мадемуазель Белью прищурилась: и как же он это поймет?
Уж не знаю как, но только поймет, в этом можешь быть уверена.
Иришка размышляла недолго.
Ладно, согласилась она, пойдем, покажешь мне своего удивительного генерала. Фен у тебя имеется волосы просушить?
* * *
Увидев Иришку, генерал Воронцов чрезвычайно оживился. Он торжественно поднялся из своего кресла, расправил неширокие свои стариковские плечи и чрезвычайно церемонно поцеловал ей ручку.
Ах, сказала она, вы такой любезный мужчина! Сразу видна старая школа.
И строго посмотрела на старшего следователя: вот, учись, а то в современных молодых людях совершенно нет никакой галантности!
Хочешь сказать, я был недостаточно галантен в ду́ше? шепнул Волин.
Она бросила на него сердитый взгляд, но генерал, кажется, ничего не услышал. Он объявил, что как раз для такого случая имеется у него бутылочка мартини. Мадемуазель Белью ведь любит мартини?
Конечно люблю, отвечала та, нет такой девушки, которая бы не любила мартини.
Спустя полчаса они уже сидели за накрытым столом, где как по волшебству явилось не только мартини, но и коньяк, и шампанское, не говоря уже о разнообразных закусках. Волшебство это, впрочем, случилось не само собой, его организовал старший следователь, которому за всем вышеозначенным пришлось сгонять в ближайший магазин
Волин рассказал генералу, какой сюрприз ему устроила Иришка, вскрыв дверь в его отсутствие и оккупировав его душ.
Однако вы рисковали, отсмеявшись, заметил генерал. Он ведь и выстрелить мог
Не мог, отвечала мадемуазель Белью, не такой он дурак, чтобы с ходу стрелять в красивых женщин.
Да, согласился Воронцов, парень он хладнокровный: сперва думает, потом стреляет. С такими способностями давно бы мог карьеру сделать где-нибудь в ФСБ или даже ФСО, а он все в своем Следственном комитете прозябает.
Не прозябаю, поправил старший следователь, не прозябаю, а стою на страже общественных интересов. И стою, заметьте, очень недурно. Борюсь с преступностью, как организованной, так и самодеятельной. За что меня любят и рядовые российские граждане, и отдельно взятые иностранные барышни
Понемногу разговор наконец дошел и до новой порции дневников Загорского.
Если можно, я бы тоже почитала, сказала Иришка, адресуясь к генералу.
А вы знаете, в чем там суть? спросил Воронцов.
Она, конечно, знала. Во-первых, ей Волин рассказывал, во-вторых, один мемуар знаменитого сыщика он ей уже показывал, когда приезжал в Париж. Ей очень понравилось.
Да, Загорский фигура обаятельная, такие нравятся барышням, кивнул генерал. Что ж, если вам так хочется, мы с Орестом Витальевичем будем только рады.
И он вытащил из папки, лежавшей на диване, увесистую стопку распечатанных на принтере страниц
Вступление. Волшебник революции
На Стрэнде[1], соединявшем деловой Сити и политический Вестминстер, царил прохладный послеобеденный покой. Кипучие маклеры, незаметные клерки, суетливые чиновники и исполненные важности политики либо уже закончили текущие дела и, как добропорядочные подданные, отправились по домам к женам и детям, либо, словно ночные хищники, затаившись, ждали в своих конторах сумерек, чтобы на совершенно законном основании предаться разнообразным развлечениям как вполне невинным, так и, увы, весьма двусмысленным. Улица, обычно оживленная, еще недавно забитая экипажами, кебами и людьми, почти опустела сейчас в ожидании вечера, который, как некий лукавый фокусник, вот-вот должен был накрыть ее своим фиолетовым плащом и удивительным образом изменить все вещи вокруг.
Пока же вечер лишь мерцал на горизонте, и непременное сумеречное чудо только начинало наплывать на Лондон, на улицу со стороны Трафальгарской площади вынырнул респектабельный господин лет тридцати пяти в легком темном плаще, с усами, эспаньолкой и зачесанными назад темно-русыми волосами, надежно упрятанными под черный шапокляк. В руке он держал трость, на которую, впрочем, не так опирался, как поигрывал ею. Судя по скорости вращения, трость была не простая, а утяжеленная, с залитым внутрь свинцом. Похожую трость использовал знаменитый русский борец Поддубный, но не для защиты от уличных хулиганов, а затем, чтобы тренировать мышцы даже во время обычных прогулок. Как-то раз он уселся отдохнуть в скверике, трость поставил рядом со скамейкой, а незадачливый воришка пытался ее утащить, да только руку себе вывихнул.
Впрочем, джентльмен с эспаньолкой не особенно походил на профессионального атлета. Судя по всему, принадлежал он если не к аристократии, то к людям вполне состоятельным, для которых физические упражнения скорее забава, чем средство снискать себе хлеб насущный. Взгляд у него был ясный, волевой, глаза с интересом скользили по улице, и, пожалуй, это было единственное, что выдавало в нем чужака, потому что чем, скажите, мог бы любоваться на Стрэнде природный лондонец?