Мне хватило лишь одного взгляда на лицо этого парня, чтобы понять: игра стала его плотью и кровью.
Буквально.
Мои глаза с любопытством и безо всякого смущения скользят по нему: по черным как смоль волосам, глазам цвета облаков во время грозы, острой челюсти и бледным щекам с татуировками ровно под глазами. Слева бубны, справа трефы.
Он очень красив. Гораздо красивее, чем следовало бы. Мама всегда говорила мне, что красота это оружие: способ отвлечь мир от худших из грехов, а то и вовсе простить их. И этот жулик с длинными пальцами тому доказательство.
Я прислоняюсь к стулу в нескольких метрах от них и, наблюдая за игрой, потягиваю напиток. В отличие от меня, этот мужчина не робеет под взглядами соперников. Наоборот: он неотрывно смотрит на них своими ледяными глазами, пока они не начинают по очереди играть. Словно бросает им вызов: попробуйте меня обвинить.
Внезапно, будто почувствовав мое пристальное внимание, его облачные глаза поднимаются и встречаются с моими. Mamma Mia. Я сдерживаю дрожь при виде его властного взгляда, но своего не отвожу. Вместо этого я одариваю его лукавой полуулыбкой, как бы показывая, что он не столь неуловим, как ему казалось. И тут же понимаю: он знает. Он знает, что я знаю.
Проходит всего две секунды, прежде чем его взгляд, до сих пор расчетливый и бесстрастный, сменяется заговорщическим подмигиванием. Поверить в это не могу. Хватает же наглости! Он хоть понимает, чем ему грозит жульничество в подобном месте?
Флеш, объявляет он, переворачивая свои карты. Бесспорно, он одержал блестящую победу. Он с невероятным достоинством неспешно собирает фишки, и никто не говорит ему ни слова. Никто не арестовывает его за мошенничество. Ненавижу себя за подобные мысли, но мне становится любопытно. Жульничество в казино дело серьезное. Для этого нужна отменная пара и я говорю не о картах.
Я прикусываю себя за щеку, разглядывая его средней длины волосы, зачесанные набок и элегантно спадающие на лоб. Все тело сигналит мне: от этого человека веет ОПАСНОСТЬЮ.
Но, разумеется, это лишь усиливает мое желание нырнуть в это с головой. Вот почему я колеблюсь лишь отчасти, когда он откидывается на стул и снова с искушающим выражением лица смотрит на меня:
Партейку?
Глава 2. Май. Макао, Китай. ЛЕВИЙ
Бывают моменты, подобные этому, когда я жалею, что не вижу мир в красках, как это могут простые смертные.
Не сказал бы, что мне этого не хватает. Как может не хватать чего-то, чего у тебя никогда не было? Я родился с мыслью, что я нормальный. Что я вижу вещи так же, как и все остальные. Лишь когда мне было три года, моя мама поняла, что со мной было что-то не так.
Она постоянно говорила, что мой любимый свитер был синего цвета, но не сочетался с моими коричневыми штанами. Я этого не понимал. В моих глазах они были одинакового цвета. Как и все остальное. Или же почти все: одни вещи были очень темными, а другие очень светлыми.
Разумеется, мой отец решил, что я вру. Что мне хотелось внимания, как и всем детям моего возраста. Только через год ввиду школы мама настояла на том, чтобы отвести меня к врачу.
Оказалось, что у этого есть название: ахроматопсия. Я не вижу цвета и точка. Мне сказали, что мое видение окружающего мира это спектр оттенков серого. Думаю, это действительно так. Не могу с уверенностью утверждать.
Какое-то время было трудно, но потихоньку я с этим свыкся. С таким типом инвалидности можно жить вполне нормальной жизнью, и я тому доказательство. Я пришел к тому, что не жалею о своем отличии. Я с этим смирился.
Но сегодня, когда мой взгляд томно скользит по этой кошкоподобной богине, я отмечаю, как сильно колет мое сердце. Я бы все отдал, чтобы увидеть ее во всем великолепии. Чтобы увидеть ее по-настоящему.
У нее темные короткие волосы, вероятно, черные или каштановые, такого же цвета, как и ее пронзительные глаза, очерченные длинной линией подводки. Ее кожа прозрачная, гладкая и, должно быть, шелковая на ощупь. Мне не удается понять, какого цвета ее полные губы. Розовые? Персиковые?
На ней шелковые брюки с высокой талией, а под ними белый кружевной корсет, что навевает порочнейшие из мыслей. Ее взгляд, почти целиком скрытый за челкой, пристально изучает меня. Он говорит: «Я знаю, что ты только что сделал». Если бы Томас был здесь, он бы наверняка окинул меня убийственным взглядом. Он ненавидит, когда я жульничаю. Мне это тоже не нравится, но вечер стал смертельно скучным.
Я жульничаю лишь тогда, когда мне скучно.
Она меня сдаст? Больше никто не видел, что я сделал: это было слишком быстро и неуловимо. Никто, кроме нее. Как?
Когда крупье уже собирается начать новую партию, я осмеливаюсь взглянуть на девушку с кошачьими глазами. Она не сдвинулась ни на миллиметр. И все так же безотрывно и заинтригованно на меня смотрит. Чем дольше я ее разглядываю, тем красивее она становится. Я чувствую странную, утробную потребность узнать, как она играет, назовем это профессиональным изъяном. Томас говорит, что в этом моя проблема в моей порой чрезвычайной одержимости вещами или людьми, что разжигают мое любопытство.
Я поигрываю зажатыми между пальцев фишками и бросаю в ее сторону на уверенном английском:
Партейку?
Она не показывает эмоций. Я терпеливо жду, пока она раздумывает.
Учитывая ваши методы, не уверена, что вы достаточно хороши, отвечает она с чарующим акцентом. Не обижайтесь, но мне нравятся достойные игроки. Я слишком быстро теряю интерес; это один из моих худших недостатков.
Ее слова вызывают у меня усмешку. Какой наглый ротик. Она не из робких, это точно. И это привлекает лишь сильнее. Нам, русским, нравятся женщины, которые знают, чего хотят.
Я поднимаю перед собой руки и торжественно обещаю:
Я буду хорошо себя вести. Я умею подстраиваться под соперника.
Она довольно быстро принимает решение и просто присаживается напротив меня, задрав подбородок. Человек, который не умеет отказываться от вызовов; как раз в моем вкусе. Я молча исследую каждое ее движение. Она понимает это, но, в отличие от остальных, мой взгляд ее, кажется, не беспокоит. Несколько секунд я разглядываю ее фишки, подсчитывая их стоимость.
Сумма приличная
Должно быть, она хорошо играет. Одной вероятности оказывается достаточно, чтобы кровь в венах побежала еще быстрее. Мы молчим, когда нам раздают карты. Мне выпадают две восьмерки, одна червовая и одна пиковая. Не прямо-таки восторг, но свое дело сделает.
Я пристально наблюдаю за ней, исключительно за ней, пытаясь понять, какая у нее рука. Блефует ли она? Она играет молча или болтает, чтобы отвлечь своих противников? Пользуется ли она своим очарованием? Или, как я, предпочитает устрашать остальных ледяным взглядом?
Что бы там ни было, она категорически отказывается обращать на меня внимание. По какой-то причине это вот-вот сведет меня с ума. Она боится, что я выведу ее из равновесия, или поняла, что то, что она меня избегает, нервирует меня?
Незнакомка первой делает ставку. Она выглядит уверенной, но это не значит, что у нее хорошая рука. Я быстро обдумываю ситуацию и, особо не колеблясь, уравниваю ставку. В конце концов, я здесь для игры.
Три первые карты на столе, так называемый флоп, это четверка треф, шестерка пик и восьмерка бубен. Я стараюсь не показывать своего удовлетворения, но в этот раз она поднимает на меня глаза. Будто услышав мои мысли.
Я не отвожу взгляд, равнодушно упираясь подбородком в кулак. Какое-то время мы с ней боремся, а затем на ее лице появляется некое подобие улыбки. Черт.
Вы, должно быть, считаете себя хорошим лжецом, вдруг говорит она.
Ей все известно. Не знаю как, и этого достаточно, чтобы лишить меня всякого спокойствия, но ей удалось разглядеть то, что скрывалось под моей маской. Как? Это невозможно. Это просто совпадение. Она не могла понять, что я доволен картами, лишь взглянув на меня. Никто не может.