Хорошо, что я не желаю все прекращать.
Наоборот, его ответ пробуждает во мне что-то невероятно мощное, чувственное, кажется, что я горю в его руках, плавлюсь, умираю. С трудом осознаю, что меня уже не просто держат, меня гладят, основательно и грубовато, сминают ягодицу через джинсы прямо, а ощущается это так, словно по голой коже сильно, жестко. Дышать мне давно уже нечем, только беспомощно держусь за широченные печи Темирхана, прижимающего меня все сильнее и сильнее.
А через секунду меня подбрасывает вверх, испуганно и растерянно цепляюсь за его плечи, машинально обхватываю ногами бедра И замираю, осознавая, наконец, происходящее.
Мы посреди улицы, Темирхан держит меня одной рукой под попу, как ребенка, легко и совершенно не напрягаясь, а второй рукой продолжает гладить по спине. И целует, абсолютно по-взрослому, проникая языком в мой рот, настойчиво, не давая вздохнуть, опомниться
Мои жалкие усилия удержать голову над водой, гаснут, и я погружаюсь во тьму. Он меня туда тащит, словно не ураган теперь, а водоворот. В глазах темнеет, мысли, едва появившись в голове, тут же уплывают на поверхность, никак не затрагивая меня, идущую ко дну.
В какой момент трещит моя рубашка, в какой момент застежка лифчика отстреливает, словно в давно виденном популярном фильме Там героиня кричала, что не виноватая она
Не мой вариант, однозначно не мой.
Я виновата в происходящем.
И плевать
Так хорошо, так сладко, так безумно мне никогда не было, никогда.
И я тянусь к источнику своего безумия, чтоб повысить градус. Его надо повышать, все во мне горит и требует продолжения.
Я не знаю, какого, опыта совершенно нет в этой теме, но и не дура все же, несмотря на общее мнение на эту тему окружающих.
Огромный , несдержанный мужчина не тот, с кем нормальной девушке стоит проводить ночь. Первую. Получать первый опыт.
Но кто сказал, что я нормальная?
Губы скользят по нежной коже шеи, ловя то неизвестное мне до этого момента сладкое местечко, от которого по телу дополнительная дрожь, и я , не в силах сдерживаться, вонзаю ногти в мощную спину, прогибаюсь так, чтоб еще больше получить его ласки, дышу с всхлипом и , кажется, плачу Наверно, потому что глаза щиплет. Слезы текут Это такая дикая реакция на удовольствие. На сладость и безумие происходящего.
Губы ловят мои слезы
Замирают
И все прекращается.
Большие руки на моей попе разжимаются, я растерянно скольжу вниз, прямо по груди своего спасителя, кажется, ему это приятно По крайней мере, пальцы на мгновение сжимаются, словно тормознуть хотят мое скольжение, но затем, наоборот, надавливают, да еще и отстраняют сразу.
Я стою, все еще шальная, безумная, красная, с распухшими губами и залитым слезами лицом.
Темирхан придерживает меня за плечо, аккуратно, чтоб не упала, а второй ладонью приподнимает за подбородок, смотрит своими невозможными горячими глазами, на дне зрачков затухает безумное марево. В котором мы чуть было не утонули.
Сейчас на его место выходит забота и досада?
Не плачь, козочка, хрипит он своим низким, грубым голосом, затем утешительно стирает слезы с моих щек, я виноват, напугал Прости.
Я не хочу, чтоб он просил прощения за то, что я сделала! Это я! Все я! Он просто Поддержал
Мне становится невероятно стыдно за произошедшее.
Весь боевой настрой куда-то пропадает, и остро ощущается сама дикость ситуации.
Я сошла с ума. Определенно. Может, в самом деле стоило к врачу? Может, Гарик ударил сильнее, чем мне показалось сначала?
Иначе с чего бы мне так себя вести?
С чего бы мне набрасываться на человека, которого второй раз в жизни вижу? Позволять ему себя трогать, тискать. Целовать.
Он все еще стоит, не отпуская мой подбородок и жадно изучает зареванное лицо.
Наверно, я сейчас на редкость ужасно выгляжу Наверно, глаза красные, и нос красный И щеки И вообще
Стыдно. Так стыдно!
Веду подбородком, пытаясь высвободиться, но он не позволяет. Удерживает силой, кажется, даже не замечая этого.
И смотрит на меня. Взгляд его тяжелеет опять, рука на моем плече не помогает стоять ровно, а Принуждает.
И в глазах Что-то страшное. Такое Мрачное. Он совсем не добрый человек, не пушистый мишка, каким я могла бы его принять в самом начале, когда спаслась от домогательств Гарика.
Нет, теперь я вижу, что Темирхан совсем не прост. И то, что сейчас здесь происходило, и, возможно, еще произойдет Я не смогу контролировать.
Как изначально не могла, хотя думала, что это все моя инициатива.
Но нет.
Я здесь ничем не управляю.
Все в его власти.
Губы болят, хочется прикоснуться к ним, хочется облизнуть, но я этого не делаю, конечно.
Просто смотрю, завороженная, в черные зрачки, падаю в их обволакивающее безумие Опять тянусь, против воли, к нему
И в этот момент он моргает, окидывает взглядом мое лицо, рассматривает свою руку на плече, затем торопливо отпускает подбородок и отступает на полшага. Тоже торопливо.
Прости, я не Черт он раздосадовано проводит пятерней по короткому ершику волос, я вообще что-то Прости. Иди в дом скорее.
Я медлю, пытаясь придумать, как сказать ему «спасибо», прикладываю руку к груди, с удивлением понимаю, что рубашка на мне расстегнута до белья. И белье это видно. И ему тоже видно.
Когда это случилось? Когда он успел?
Изумленно и стыдливо сжимаю полы рубашки, ощущаю, что лифчик висит только на плечевых лямках, сзади расстегнут Поднимаю взгляд на своего спасителя и опять натыкаюсь на безумие в черных зрачках.
Темирхан рассматривает мои пальцы, судорожно сжимающие рубашку на груди, скользит взглядом по горлу, где, наверняка, уже расцвели следы его поцелуев, затем на измученные им же губы.
Сглатывает.
Иди в дом, Майя. Сейчас. Голос его глухо скрежещет, словно Темирхан перебарывает себя, заставляет говорить то, что совсем не хочется. Я все-таки опять пытаюсь поблагодарить, но он неожиданно выдает длинное витиеватое ругательство и уже рычит, без всякой осторожности, иди, я сказал! И дверь запри! Быстро!
Последнее приказание уже таким низким рыком отдает, что по коже стремительно бегут мурашки, и я послушно бегу мимо него, словно зверь, затаившегося в темноте, и торопливо запираю дверь, хотя никто в деревне этого никогда не делал.
Но он приказал, и я не могу ослушаться.
Прохожу мимо большой комнаты, где стоит здоровенная печь, прямо в свою маленькую , девятиметровую светелку, как ее называет бабушка. Подбегаю к окну, не зажигая свет, вглядываюсь в темноту. Сердце стучит, колотится в горле, дышать буквально нечем.
Он там, во мраке, не ушел.
Я его не вижу, но, мне кажется, чувствую.
Он стоит, смотрит И решает, что делать. Не просто так он приказал дверь запереть. От него. Да.
Мне одновременно страшно, тревожно и И сладко.
Я не могу понять, хочу ли, чтоб он решил все И не могу понять, какое решение мне понравится.
В крови шкалит адреналин, в глазах и висках стучит кровь. И даже дышать больно.
Темнота за окном пугает, там прячется зверь. И я Хочу, чтоб он меня нашел. Хочу?
Но через мгновение вижу, как темнота зажигает сигарету, на полсекунды выхватывая скуластое, заросшее жестким волосом, лицо.
А затем слышатся тихие шаги. И огонек сигареты удаляется.
Я должна бы с облегчением выдохнуть, но отчего-то испытываю разочарование.
Зверь меня сегодня пожалел. Не разорвал Плохой зверь!
Тру руками лицо, натыкаюсь на уже подсохшую ранку на губе. Больно! Но не больнее поцелуя Темирхана.
И не слаще, к сожалению.
Падаю на кровать, надеясь чуть-чуть полежать, обдумать ситуацию, хотя бы чуть-чуть мысли в порядок привести. Мне чужд и неприятен сумбур в голове, он делает меня глупой и слабой.
Касаюсь опять натертых губ, проводу по лицу, щекам, тоже испытавшим на себе жесткость черной бороды Темирхана, и это будоражит все сильнее. Хочется Трогать себя. И дальше, и ниже, и Ох, какая я безумная!