Ждать, когда меня спросят, сказать правду и надеяться, что меня поймут и отпустят, ведь не должны же за такое посадить. А может, штраф заставят платить? Но ведь я и этого не смогу сделать. Я, конечно, откладывала с каждой зарплаты по сто-двести рублей, и за полгода в «Заре» и полгода в ювелирном бутике собралось аж две тысячи рублей. Для кого-то эта сумма ничтожна, но для меня это новая сумочка, или джинсы и, может быть, еще кофточка на Люблино.
Давай, шагай! прорезается грубый мужской голос откуда-то издалека.
Открыла глаза и даже не сразу поняла, где я, а как осознала, дернулась и взвыла от боли. Я уснула на лавочке и окончательно продрогла. И теперь любое движение это адская пытка. Голова гудит, в горле ощущение наждачной бумаги, губы высохли, руки и ноги ломит, я даже ощущаю, как болят ребра.
Озираюсь по сторонам. Могу ли я кого-то позвать на помощь? Придут ли? Через неимоверные усилия и движимая страхом быть застигнутой в не очень нормальной позе, постаралась опустить ноги. Но встать на них не удалось, и я рухнула прям на холодный цементный пол. Новая порция боли заставляет шипеть от отчаянья и бессилия. Потирая ушибленное место, встаю на колени и пытаюсь вновь заползти на лавочку, и именно в этот момент вновь слышу грубый хрипловатый голос позади себя.
Меня трясет уже не то от страха, не то от холода. Нахлынула паника, заставляя меня сжаться.
Смотри, какая у тебя компания. Хех.
Так же продолжая стоять на четвереньках, оборачиваюсь в камеру вводят женщину средних лет, в объемном пуховике оверсайз. Ее толкает полный мужчина, облаченный в полицейскую форму:
Слышь, да я готов с тобой поменяться местами ради нее, пошло шутит это противный мудак, вновь грубо пихает ее и сам проходит в камеру.
Ты что, красотка, провоцируешь меня, а может быть, выйти отсюда хочешь, а? и нагло оглаживает мою задницу своими мясистыми лапищами.
Хочу их стряхнуть, но вместо этого содрогаюсь от боли и падаю на локоть.
Руки от нее убрал, угрожающе шипит женщина, не то заору, все отделение прибежит.
Ладно, не кипишуй, не кипишуй. Она сама задницу подставила, да, кроха. Да ты и сама видела.
Пошел, я сказала!
Не зарывайся, тут я власть! пытается восстановить свое лидерство, на что женщина лишь усмехается. Зло посмотрев на нее, он выходит из камеры и с размаху бьет решетчатой дверью, с грохотом ее закрывает.
От такого шума мои уши закладывает. Скорее всего, вчерашнее обморожение, плюс сегодняшнее переохлаждение, в итоге организм дал сбой. И я все же заболела.
Ты чего тут представление устроила? Другим способом выйти не пробовала? грубо бросает она мне.
Пытаюсь ей ответить, но вместо голоса прорезается лишь хрип. Лицо морщится в болезненном спазме.
Она наклоняется ко мне и, поняв, что на самом деле со мной не совсем все в порядке, трогает мой лоб.
Черт! Да ты горишь!
Резко стягивает свою куртку и накидывает на меня, а после помогает мне сесть на лавочку.
Ты чего, девочка? И тебя такую привезли сюда?
Растирает мою спину и руки, а у меня от такой заботы по щеке скатывается одинокая слеза: совершенно чужая женщина помогает мне после минуты знакомства. А мама моя никогда меня так не обнимала и уж тем более не растирала мне спину, чтобы согреть и уменьшить боль.
Пытаюсь спросить время, но вновь у меня ничего не выходит.
Жестом показываю на запястье, она, понимая, отвечает:
Полдвенадцатого ночи.
Да, меня конкретно отрубило. Теперь понятно, почему все ноет.
А женщина все продолжает разминать мое тело поверх куртки, и по чуть-чуть я начинаю чувствовать тепло. Под кожей ощущаю болезненное покалывание, ноги сводит судорогой. Новая знакомая, заметив это и не брезгуя, помогает мне вытянуть ноги, тем самым уменьшая боль.
Как ты? Легче стало?
Осторожно киваю.
Сев рядом, она обняла меня и, продолжая наглаживать плечо, проговорила:
Очень хочу тебя расспросить, что с тобой, но вижу, что не в состоянии. Слушай, у тебя температура. Может, и ангина уже. Надо им сказать. Посиди, облокотись о стену.
Она осторожно усаживает меня, а сама, встав, начинает кричать, чтобы принесли мне лекарства. Но никто даже не подходит.
Черт, что же делать? Девочка, придется подождать, пока за мной приедут. Я тебя тоже вытащу.
Грустно улыбаюсь. Это было бы здорово, если бы было правдой.
Я вновь впадаю в забытье и снова просыпаюсь. Она все еще рядом, обнимает и шепчет слова утешенья.
Прихожу в себя от шума. Открываю глаза, а напротив меня, плотоядно улыбаясь, стоит этот жирдяй и строго ей выговаривает:
Рот закрой, я к девчонке. Вот, уже глаза открыла. Слышишь, красотка, выйти хочешь отсюда?
Не понимая до конца, что происходит, растерянно смотрю то на нее, то на него.
Вижу же, что хочешь. Слушай, ты здесь уже больше трех часов, протокола на тебя еще нет. Я могу освободить тебя, если, конечно, ты не против, похабно лыбится.
Глаза закрываются, и только усилием воли остаюсь в сознании, чтобы все же дослушать предложение полицейского, а не забыться в тяжелом сне.
Давай, детка, ответь мне.
Я киваю, все еще не понимая, чего же от меня хотят.
Ты мне сделаешь приятное, и я тебя отпущу, как тебе предложение?
А не пошел бы ты?! кричит на него женщина, и от шума мне больно простреливает в ушах, закрываю их руками. Меня ломает до такой степени, что слезы льются и я плачу не в силах сдержаться.
Ох, нет. Так дело не пойдет Ладно, зайду перед концом смены, а ты пока подумай.
Женщина материт его как может, а мне уже плевать, я мечтаю лишь о том, чтобы эта боль наконец прекратилась.
Я снова забываюсь во сне, тепло укутавшись в ее пуховик и оперевшись о стену.
Эй, просыпайся! За тобой пришли!
Они даже имени моего не спросили. Поэтому и зовут так. Оглядываюсь, ищу свою соседку, но никого нет.
Слышишь, выходи.
Опускаю свои ноги на холодный бетон, через тонкую подошву балеток четко ощущая его холод. По инерции вновь подбираю ноги под себя.
Некогда играть. Говорю, пришли за тобой. Выходи давай, не унимаясь, требует полицейский.
В этот раз уже готовая ощутить прохладу в ногах опускаю их и по стеночке подхожу к двери.
Из пуховика выглядывают только глаза, чтобы смотреть, куда иду, остальная часть лица и тела прячутся в куртке, которая дарила мне тепло уже несколько часов.
Прохожу тот же путь, по которому меня привели сюда. За окном видны первые лучи солнца.
«Это что, уже утро?»
Полицейский открывает дверь и говорит:
Давай, за тобой приехал брат. Выходи.
Брат? Как он узнал? Полина рассказала? Но как бы он за ночь смог приехать? Если только на машине! Неужели он решился на такой поступок ради меня? Не важно! Главное, он освободил меня!
С надеждой на лучшее выхожу на улицу. После мрачной каморки даже рассветное солнце ослепляет, ничего не вижу. Проморгавшись и привыкнув к свету, прикрыв лицо рукой, пытаюсь узнать в подъехавшей машине мою, компактную белую «хонду», но передо мной стоит большой черный «крузак».
Это что, шутка, что ли? Где мой брат?
Вдруг дверь машины открывается и прямо передо мной возникает высокий мужчина. Он закрывает мне солнце, и, подняв глаза на его лицо, я понимаю, что это не брат, это мой враг номер один.
«За что? Опять? Нет, я не хочу!» это последняя мысль, которая появляется в моей голове, прежде чем в глазах снова воцаряется ночь
Глава 6
Вспышками сознание то возвращается, то снова исчезает.
Периодически слышу гул рядом, а потом все опять затихает. Я будто в тумане брожу, ничего не вижу, иду на голоса.
Иногда они исключительно мужские, незнакомые, но так мне неприятны, так угрожающе звучат, что тело трясет будто в лихорадке.
Ты не перегнул палку? Может, не следовало так жестко с ней? Видишь, она не вывозит твой напор.
Да я и не собирался так далеко заходить, без какой-либо доли сожаления просто отвечает второй собеседник. Хотел, чтобы убралась из города, оборвав все связи, но не за решетку, естественно. Просто все пошло наперекосяк, и вот итог