Генерал Врангель заявил решительный протест и сообщил болгарскому правительству, что он не берет на себя никакой ответственности за прибывших. Французский посланник в Софии, господин Пико, в свою очередь телеграфировал генералу Пелле, что допущение в Болгарию элементов, за надежность которых Главное командование не может поручиться, было бы крайне нежелательно и могло бы заставить болгар взять обратно с таким трудом полученное согласие. Из Парижа были посланы тоже соответствующие инструкции и дальнейшего вмешательства в план переселения больше не происходило.
Но весь этот инцидент служит ярким доказательством того недоброжелательства, которым были пропитаны все действия французских представителей в Константинополе. Кроме главной цели избавиться от беженцев ими руководила и побочная: добить армию. Может быть, и они руководствовались той мыслью, которую так ярко выразил князь Кастаньето, и боялись укреплять «противобольшевистские интриги», «противные интересам всего цивилизованного мира»?
Вопрос о дальнейшем расселении в Болгарии затруднялся и материальными, и политическими причинами. Подобно тому как Трианонский договор лишал Венгрию свободного решения о принятии наших контингентов, в Болгарии действовал другой Нейльский договор. И там, и здесь такой шаг не мог быть совершен без контроля и согласия союзников. Уже одно возбуждение вопроса о размещении войск в Венгрии или Болгарии могло неблагоприятно отразиться на ходе переговоров с Сербией; но, с другой стороны, эти же переговоры могли побудить обе группы держав к увеличению приема частей для сохранения известного равновесия.
Для самой Болгарии принятие русских войск могло иметь и некоторые заманчивые стороны. В то время земледельческая партия Стамболийского резко отмежевывалась от коммунистов и усилить антибольшевистский элемент в стране было выгодно. В некоторых болгарских кругах мелькала даже мысль составить из чинов армии добровольческие кадры единственный вид военной организации, разрешенный в Болгарии Нейльским договором. Но самая отдаленная возможность такого исхода должна была особенно обострить внимание к этому вопросу со стороны соседей Югославии, Греции и Румынии, и сами болгары боялись принятием контингентов создать повод для вмешательства во внутренние болгарские дела. Одним словом, завязывался клубок очень сложных и противоречивых интересов, который заставлял быть особенно осторожным в этих переговорах.
К счастью для нас, господин Пико был всецело на стороне армии и не только не мешал, но существенно помогал господину Петряеву в его деятельных переговорах. В середине июля обнаружилось, что в случае обеспечения взносом в 300 000 долларов можно рассчитывать на прием 67 тысяч. Благодаря усиленным хлопотам соответствующие ассигнования от Совещания Послов были обеспечены и было приступлено к самому договору. В августе месяце было сделано письменное соглашение между российским посланником господином Петряевым и управляющим Министерством финансов господином Даскаловым и параллельно с этим подписано соглашение между русским военным представителем генералом Вязьмитиновым
14
Постановлением Совета министров одобрялся прием 6000 русских «бывших солдат, ныне беженцев в Константинополе, при условии внесения по 100 000 долларов за каждую группу в 2000 человек», а в соглашении между генералом Вязьмитиновым и полковником Топалджиковым детализировались условия приема, определялся внутренний распорядок, причем вся группа принятых трактовалась в подчинении Главнокомандующего, ответственного за своих чинов, предоставлялось право дисциплинарного воздействия назначенным Главнокомандующим начальникам, сохранялась военная форма и даже устанавливалось взаимное воинское приветствие между русскими и болгарскими чинами.
Сумма, депонированная в обеспечение приема, должна была покрываться частичными взносами, по израсходовании двух третей внесенного аванса. Надеяться на новый приток средств от Совещания Послов было невозможно. Надлежало принять все меры к увеличению числа принимаемых в славянские страны и подумать об изыскании новых средств. Для первой цели были употреблены все дипломатические усилия; для второй Русский Совет поднял вопрос о ликвидации Петроградской ссудной казны.
В то время как почти были закончены работы по расселению армии, судьбе (или людям?) захотелось сделать еще одну попытку разом разрушить все строившееся здание и ударом в голову совершить то, что не удавалось, несмотря на упорные усилия. В 5 часов вечера 15 октября 1921 года пришедший из Батума итальянский пароход «Адрия» протаранил стоящую на рейде Босфора яхту Главнокомандующего «Лукулл». Получив громадную пробоину, яхта продержалась на воде после удара около двух минут и пошла ко дну.
Подробности катастрофы, как они вырисовываются со слов очевидцев, следующие. Около 4 часов 30 минут дня на яхте обратили внимание на шедший от Леандровой башни большой пароход под итальянским флагом. Повернув от Леандровой башни, он стал брать направление на «Лукулл» и с большой скоростью, необычной для маневрирующих судов, приближался к «Лукуллу». На «Лукулле» возникла даже мысль не испортилась ли у него рулевая тяга, так как при той скорости и громадной инерции, которую он имел, он едва ли мог свернуть, даже положив руль круто на борт; однако тревожных гудков пароход не давал. Шагов около 300 от яхты отдали якорь и стало ясно, что удара не миновать. Дежурный офицер, мичман Сапунов
15
По счастливой случайности Главнокомандующий за час до столкновения сошел на берег и избежал неминуемой смерти. Но вся эта картина потопления русского судна пароходом, только что прибывшим из Советской России, у всех на глазах, при условиях, как бы исключающих несчастные возможности, наводит на мысль о том, каким опасным «случайностям» подвергалось русское дело
К концу 1921 года нечеловеческие усилия по вывозу войск из Галлиполи и Лемноса были закончены. В грубых цифрах к июню 1921 году в Галлиполи было 20 000, а на Лемносе 9000 человек. Лемнос был теперь разгружен. В Галлиполи оставался небольшой отряд около 2000 человек в ожидании посадки. Работа расселения армии была сделана и Главнокомандующий мог покинуть Константинополь.
По пути в Сербию Главнокомандующий остановился в Галлиполи 26 февраля 1922 года. Обращаясь к выстроенному отряду, генерал Врангель сказал: «Год тому назад я обещал вам, что не уеду из Константинополя до тех пор, пока последний солдат не будет отправлен отсюда. Теперь я могу выполнить свое обещание. Родные славянские страны широко открыли двери своих государств и приютили у себя нашу армию до тех пор, пока она снова сможет возобновить борьбу с врагом Отчизны. Сербы только что сообщили мне, что они согласны принять оставшиеся в Галлиполи части и перевести их в конце марта на присоединение к родным частям. Со спокойной душой я отправляюсь далее. Целый год я пробыл узником в Константинополе и всегда смело и громко поднимал свой голос в защиту правды, потому что я знал, что за мной стоит 20 000 людей, готовых в любой момент поддержать меня. Спасибо вам за вашу службу, преданность, твердость, непоколебимость. Спасибо вам и низкий поклон».
«Последние галлиполийцы» в числе около 2000 человек оставшиеся в ожидании посадки пробыли после отъезда Главнокомандующего полтора года на пустынном полуострове.