Русские оказались в Константинополе в узле сложных международных отношений. Столица Оттоманской империи была занята союзными войсками, в водах Босфора стояли союзные эскадры. Власть находилась в руках верховных комиссаров Англии и Франции. Султан продолжал жить в своем дворце, при нем его двор, великий визирь и правительство. Но в Ангоре[1] другое турецкое правительство, с Кемалем-пашой во главе, не признавало власти султана, как пленника иностранцев. Стамбул переживал времена упадка и разложения, как много веков назад, когда грубые воины-крестоносцы, пришельцы с запада, наложили свои закованные в железо руки на одряхлевшую Византию и жадные купцы генуэзцы и венецианцы, как пираты, бросались расхищать сокровища гибнущей империи. Так же, как в те отдаленные времена из Анатолии поднимались на спасение империи горные пастухи под предводительством мужественных феодалов, так и теперь из тех же Анатолийских гор выступили такие же грубые пастухи, не хотевшие признавать над собою власти чужеземцев, как признала ее расслабленная и развращенная столичная толпа.
Русские, эвакуированные из Крыма, оказались в положении незваных гостей. Англия подозрительно относилась к военному лагерю у самого входа в Дарданеллы. Франция всеми силами старалась выжить русских из Чаталджи и Галлиполи, греки ревниво глядели на русскую военную силу под стенами Константинополя, мечтая сами захватить Царь-Град. Турки в то время были хорошо расположены к русским. При входе в мечеть аскер спрашивал: «урус?» и приветливо пропускал внутрь храма, куда греков не допускали. В дни Рамазана во дворах мечетей можно было видеть много русских и никого из иностранцев. Русские не были победителями и не внушали к себе враждебности турок. Они были приравнены к ним и одинаково терпели от иноземной власти. По улицам Перы происходили греческие патриотические манифестации сперва венезелистов, а потом приверженцев короля Константина. Для русских и те и другие были одинаково чужды, и они одинаково оставались равнодушными к шумным уличным демонстрациям в столице Оттоманской империи, так оскорблявшим национальное чувство мусульман.
Больше двух лет прошло со времени прекращения военных действий и больше года по заключении Версальского мира, а Европа все еще находилась в атмосфере войны. Ненависть и месть, порожденные пережитым ужасом войны, продолжали разделять европейские народы на два непримиримых лагеря победителей и побежденных. Мира не наступило. Порванные связи не восстановлены во взаимных отношениях международной торговли, кредита, обмена и передвижения из одной страны в другую. Напротив, Европа распалась на ряд отдельных государств, оградивших себя такими заставами, что общение между странами было почти прервано. Во внутреннем управлении господствовал произвол, насилие и грубая расправа военного положения. Война против войны привела к тому, что никогда еще Европа не переживала такого напряженного состояния вооруженного перемирия. Ни войны, ни мира. Малые государства Польша, Румыния, Греция, Югославия изнемогали под непосильным бременем создания военной мощи и сильного государства. Франция не могла и не хотела приступить к разоружению, добиваясь силой принудить Германию к платежу наложенных на нее миллиардных долгов.
Программа Вильсона, возвещавшая установление мира на началах права и справедливости, на самоопределении народностей и уважении к правам слабых меньшинств, испарилась в залах Версальского дворца. От этих новых гуманных идей осталась, как отражение кривого зеркала, Лига Наций, без средств, без влияния, без авторитета, злая насмешка над провозглашенным идеалом.
Народы-завоеватели, немцы, венгры, турки, основавшие могущественные империи на покорении более слабых племен и народов, были побеждены. Старая Европа, созданная на крови и железе, рухнула. Империя Гогенцоллернов пала. Монархия Габсбургов развалилась на части, но восторжествовавшая демократия оказалась не менее их жадной к захватам, не менее беспощадной к слабым.
Италия не только присоединила славянскую область Триеста и Фиуме, но домогалась приобретения далматинского побережья и островов с греческим населением, как вознаграждение за участие в войне. Румыния отторгла от России Бессарабию, пользуясь слабостью соседа. Польша присоединила к своим владениям земли, населенные двумя миллионами русских, как приз победителя, а в Галиции не только не ввела автономии, но продолжала держать русскую область на положении военной оккупации.
А сколько пришлось перенести русским, искавшим спасения от большевиков на территории Польши и Румынии. На Днестре их с женами и детьми при переправе встречали выстрелами, в концентрационных лагерях подвергали жестоким насилиям и унижению, грабили, морили голодом, обращались хуже, чем с пленными врагами.
В отношении немцев, венгров, австрийцев в землях, присоединенных к Румынии, к Польше, Чехии и Югославии, все несправедливости стали возможны. Угнетенные сами превратились в угнетателей.
Общность экономической и моральной катастрофы Европы неизбежно диктовала необходимость общих усилий для восстановления старого, разрушенного здания. Но вместо солидарности между народами установился антагонизм и рознь, восторжествовал грубый государственный эгоизм и интерес господствующей национальности. Картина раздора и междоусобицы роняла моральный вес и значение Европы во всем мире. Европа была поражена бессилием. Старый мир востока и запада держался на таких колоссах, как Германия и Россия. После окончания войны Америка отошла от европейских дел, Англия не имела сухопутной армии. Осталась Франция как единственная сила для установления нового порядка на континенте и целая система малых, слабых, неокрепших государственных новых образований. Слабость этих сил тотчас же сказалась. Европа не могла справиться с задачей укрепления мира. Турецкие отряды Кемаля в несколько десятков тысяч скорее всякого вооруженного сброда, чем войска, являлись грозной опасностью для востока. Авантюрист дАннунцио, захватив Фиуме, дерзко бросал вызов всей Европе. Франция не могла исторгнуть от Германии наложенные на эту последнюю денежные обязательства. Но нигде не сказалось так бессилие Европы, как в русском вопросе. Известно выражение Клемансо: «России больше нет». Россия была признана пустым местом на карте Европы.
Усталая после мировой войны, Европа вначале сделала попытку одолеть большевизм как общего врага России и ее союзников. Но эта слабая попытка обнаружила все бессилие Европы, обнаружила также, что восстановление России в ее прежней мощи совсем не входит в расчеты западных держав. Когда была одержана победа над Германией, престиж союзников был велик. И малейшего усилия с их стороны было достаточно, чтобы воля их была исполнена. В это время германские войска, в количестве 500 тысяч, занимавшие Юг России, оставляли его, возвращаясь обратно в Германию. Было очевидно, что с их уходом вся эта огромная область, населенная более 40 млн. жителей, оставленная без вооруженных сил, будет охвачена анархией, вслед за которой тотчас же появится большевизм. Необходимость спасения всего этого русского края была настолько очевидна, что и генерал Вертело, а после Верховный комиссар по делам востока Франше дЭспере дали обещания занять Юг России двенадцатью дивизиями пехоты и четырьмя кавалерии. Но вместо этого в Одессе высадились всего одна бригада французского десанта и такое же количество греческих войск. Они высадились в Одессе, заняли Севастополь, но не пошли дальше. Англия оказала поддержку Добровольческой армии, боровшейся на Кубани и на Дону против большевиков, присылкой в Новороссийск снаряжения и обмундирования. Но скоро обнаружилось, что союзники вовсе не намерены оказать бескорыстную помощь России. Россия была разделена на сферы французского и английского влияния. Восторжествовали интересы угля и нефти. Началась политика использования слабости России для извлечения своекорыстных выгод. Англия вела двойную игру. То, что делалось руками Черчилля, разрушалось политикой Ллойд Джорджа, а этот последний строил свои политические расчеты на поддержке большевистской власти, ослабляющей могущество России, опасной для интересов Англии в ее индийских владениях. В Закавказье Англия покровительствовала независимой Грузии и не допускала Добровольческих войск для занятия Баку. На севере генерал Марш предал армию генерала Юденича и поддержал образование независимой Аатвии и Эстонии.