Но как-то же это началось?
Технология была всегда, но в загоне. Может в самом начале кто-то, что-то, кому-то и платил. Но скорее всего всё было как обычно, каждый зарабатывал себе сам.
А на этом можно сделать карьеру?
В смысле? Из наблюдателя стать коллекционером? Вряд ли. У нас как попал в касту, так и будешь всю жизнь по улицам рыскать, до пенсии. Если повезет скопишь денег и купишь барана двух.
Профессиональный жаргон?
Извините, Семён Семёнович, но у нас разная жизнь.
Он вытащил из кармана плаща мятую пачку сигарет, вопросительно мотнул ей в сторону хозяина и не получив ответа прикурил и откинулся, пустив в потолок толстую струю дыма. Семён Семёнович снял с холодильника бутылку, достал из шкафчика над мойкой ещё один стакан, стукнул им по столу рядом с чайной чашкой и разлил на двоих остатки водки. Они молча выпили. Александр Фёдорович закусил табачным дымом, а Семён Семёнович остатками горошка.
Значит я баран? А что с меня можно взять? Он толкнул в сторону Александра Фёдоровича свою папку.
Гость отпихнул папку от себя.
Много чего можно взять: озарения, догадки, ведение за собой масс. Вы поймите, у нас всё устроено так, чтобы никто из наблюдателей не смог потом по записям восстановить, что на самом деле изъяли. Аналитики что-то знают, им всё надо держать в голове, и личностей и их связи. Чем выше наблюдаемый, тем шире ареал. А я ничего не знаю всё изымается подчистую, а то, что не изымается это мой прокол, всё идет в минус, записи замазываются до полной невосстановимости и постепенно забывается.
Наверное, больше всего получают те, кто работает с теми, кто повыше рангом?
С какого перепуга? Они всегда на виду, к тому же изъятие это как в одиночку напиться в дым в незнакомом казино, выиграть миллион и тут же его спустить. Воспоминаний никаких, значит выигрыша нет и не было. Те кто из вас выше сидит их называют мясорубки, они скорее потребляют, чем выдают. Об этом не говорят, но как ты думаешь, откуда мы все получаем деньги? С продажи изъятого. Конечно у коллекционеров свой рынок. Говорят, что они имеют целые коллекции изъятого. Покупают, продают и меняются друг с другом, чтобы хвастаться на своих съездах и конвенциях.
А как они продают изъятое?
Тут аналитики работают на два фронта: с одной стороны руководят изъятием, с другой составляют трапы.
Трапы?
Логические мостики из изъятого, выстраивая которые коллекционер может добиться прибыли.
А это законно?
Нет законов. Есть некая легенда, которой придерживаются. Тут не приложишь ни морали ни религии мы сами и мораль, и религия в одном флаконе. И, согласитесь, это более гуманно, чем отправить в приступе паранойи несколько миллионов градусников рубить друг друга, прикрыв историю болезни криво записанными словами двух людей, о которых помнят, что они якобы говорили то, что нашептал им ночью Бог.
Не могу понять, зачем вы подслушивали под дверью? И что за наблюдатель преследовал меня сегодня утром? У вас конкуренция?
Какая конкуренция? Хотя время от времени на конвенциях ходят слухи о заказных изъятиях и дубликатах портфелей, но это, я думаю, почти невозможно. Для этого надо знать, что изымать и кому быстро продать. То есть, выстроить цепочку от человека, который хочет приобрести, через коллекционера и аналитика к наблюдателю, у которого есть необходимое. А с утра за вами ходил человек, который мне время от времени помогает, если я по какой-то причине не могу с вами поработать сам.
Портфель! У него был точно такой же портфель, как у вас!
Это не просто точно такой же портфель это тот же самый портфель. Он должен был передать его мне на проходной нашего учреждения.
Ну и передал бы. Я немного опоздал, потом всё равно пришел на работу.
Это не просто портфель. Что должно происходить с записями об изъятых событиях?
Так вот в чём дело! Вне портфеля они превращаются Превращаются
Никто не может сказать во что они превращаются. Такого быть не должно. Несколько раз записи наблюдений терялись и это приводило к последствиям, о которых никто не любит у нас особо распространяться. Градусники массово сходят с ума, новые идеи завладевают народами, на сцену вылазят какие-то садукеи, а нас всех лишают премии. Шутка.
Так что, мировая война это следствие просранного по пьяни в кабаке портфеля?
Нет, портфель влияет более глубоко, но мягче. Война это техническое следствие усложнения условий работы начиная с XVII века нас не по-детски колбасит на смене нотаций. Время от времени кто-то сверху спускает директиву по протоколам и всем приходится учить новый язык описания событий для изъятия. Цель, в общем то благородная защитить градусников от будущего, которое у них забрали. Кто-то, где-то попадает под службу внутреннего наблюдения и вдруг выясняется, что наблюдатель расколол нотацию и может восстановить события, которых нет и уже больше не будет с его бараном. Докладывают по инстанции, приходит патч на систему безопасности и те, кто его не усвоит выпадают из обоймы.
И как быстро требуют перейти на новый язык?
Как обычно: Вчера ещё надо. Но реально времени дают неделю-две, не больше, а потом уж никаких поблажек. Он это если патч маленький. А бывает как в ВФР. Пока наблюдатели и аналитики корпели над спущенным сверху кодом градусники столько голов друг другу поотрубали, что часть эксперимента чуть не закрыли.
ВФР?
Великая Французская революция. Потом, после неё, еще насколько раз радикально меняли нотации, всё равно оказывалось выгоднее, чем пускать это дело на самотёк. Начальству виднее.
Александр Фёдорович, вы говорили, что кроме нас есть ещё датчики?
Всё, от вируса до человека. Даже эпидемии бубонной чумы всего лишь оптимизация контрольно-измерительной системы. Переход с дорогих в обслуживании систем на менее затратные. Кто-то говорит про тех, кто под ногами, но это наша мифология.
И касатки, и лемминги?
Все.
Так всё же, зачем вы подслушивали под дверью?
А куда вы дели бумаги, выпавшие из своего портфеля?
Вот в чём дело. Ваш помощник тоже обронил бумаги?
Семён Семёнович встал и вышел из кухни. Через минуту он вернулся с мокрыми бумагами в пластиковом пакете. Он вынул перепачканные уличной грязью листки и сразу увидел требуемое: простой лист с парой чёрных полос маркера и несколько расплывшихся синих штампов исполнения.
Александр Фёдорович потянулся к документу, но Семён Семёнович резко потянул его к себе и подмокший лист, успевший прилипнуть к пластику кухонного стола порвался на две части, большая из которых осталась в его руках, а меньшая досталась Александру Фёдоровичу. Семён Семёнович увидел, как уверенное до этого момента лицо его визави опустилось, как опускается кожа на лице летчика под большой перегрузкой. Это длилось несколько долей секунды, потом всё вернулось обратно. Кожа прошла путь от мертвенно бледного до свекольно-бордового. Александр Фёдорович шумно сглотнул, закалялся от попавшей в дыхательное горло слюны и вытер выступившие на глазах слёзы.
Первым очнулся Семён Семёнович, протянувший Александру Фёдоровичу обрывок. Случилось что-то непоправимое.
Э-э-э-э Подклеим?
Не важно. Давайте
Александр Фёдорович взял лист, сложил на столе две половинки, вздохнул, вытащил из портфеля одну из папок немного полистал и вложил обе половинки на положенное им место.
А как он мог выпасть?
А он и не должен был выпадывать, просто кто-то взял его рассмотреть и не успел положить на место.
И что теперь будет?
Что-нибудь да будет. Ладно, я пойду.
Александр Фёдорович встал, тщательно осмотрел свои брюки и рукава плаща, ободрал оставшиеся кое-где обрывки скотча, с некоторым сомнением посмотрел на перепачканные кровью рубашку, галстук и плащ. Шагнул к мойке, выбросил мусор в ведро, сгрёб и сунул в портфель две лежавшие на столе папке и пошел к выходу.