Ты хочешь сказать, что беспокоилась обо мне?
Уна поморщилась:
Не испытывай удачу.
Рен жаждала услышать признание, но Уна никогда не будет такой простой, такой уязвимой. Она не всегда была суровой, но война научила ее не обнажать душу. Однако выбрав спасение Рен, а не поимку преступника, Уна оказалась близка к этому. Как бы она ни протестовала, даже Уна не была невосприимчива к страху. Рен наблюдала, как после исчезновения Байерса в глазах Уны собирается буря, темная и меланхоличная. С тех пор она так и не прояснилась. Рен знала, что его исчезновение ранило ее, но только теперь поняла, что это сделало Уну мягче, чем она могла себе позволить.
Ты знаешь, это не твоя вина, мягко произнесла Рен.
Я была его командиром. Уна выдавила тонкую холодную улыбку. Конечно это моя вина.
Пожалуйста, не говори так.
Это правда. Его жизни все ваши жизни доверены мне. Я прошу вас всех рисковать своими жизнями ради меня каждый раз, когда мы покидаем город. Каким бы я была лидером, если бы не была обязана тебе тем же?
Ты не должна просить. Я бы сделала это в любом случае.
Хорошо. Уна поджала губы. Тогда в следующий раз не заставляй меня отдавать тебе приказы.
Да, майор, пробормотала Рен.
Она сглотнула прилив вины. Для Уны эта миссия заключалась не только в том, чтобы добиться справедливости или угодить королеве. Для нее это было искуплением. Рен хотела протянуть к ней руку, но в итоге просто продолжила неподвижно стоять, как будто любое резкое движение могло разрушить временное перемирие между ними.
Постепенно лицо Уны стало серьезным, и на его месте снова появилась привычная маска, суровая и бесстрастная.
Мне нужно будет подготовить отчет для королевы сегодня вечером.
Рен хотела оплакать упущенный момент, но болезненное напоминание о королеве лишило ее всяких эмоций, кроме страха. Она собрала пригоршню травы и скрутила ее, отчаянно пытаясь хоть чем-то занять руки.
Ты не можешь.
Я должна. Мой долг королеве превыше всего.
Но что произойдет с нами, если она обо всем узнает? Что будет с твоим продвижением?
Уна уже несколько месяцев добивалась повышения до подполковника. Подобная ошибка дорого обойдется им обеим. Уне может грозить понижение в звании, а Рен, возможно, полностью лишится своего.
В багрово-синем свете сумерек выражение лица Уны было непроницаемым.
Я не знаю.
Они сидели в тишине и смотрели, как солнце превращается в сверкающую оранжевую ленту за горами. В такую ночь, как эта, даже тепло Уны рядом не утешало Рен.
2
Пока они ждали встречи с королевой, нервы Рен напряглись, а сердце стучало в такт тиканью часов. С отвесных каменных стен Северной Башни свисали сотни часов. Резные и расписные часы с кукушкой, часы на стеклянной мозаике, часы с качающимися маятниками и часы с вращающимися шестернями, часы в стеклянных корпусах и часы из металла. Слишком много часов, чтобы человек мог оставаться в здравом уме. Говорили, что Изабель поручила слугам окружить себя вещами, которые не сбиваются с ритма, вещами, которые легко исправлялись в отличие от государств.
Зал в Северной Башне был пуст, если не считать Рен и Уну. Ребристые своды обрамляли потолок, как корсет, а над ними возвышались витражные панели, заключенные в свинцовые рамы. Рен ненавидела это место. Его гулкая необъятность, пыль, кружащаяся в рассеянном свете и выглядящая как призраки в самых темных уголках. В зале не было ничего, кроме книг, икон и удушающего мрака присутствия ее тети. Единственным ярким и живым существом здесь была Уна, освещенная разноцветным солнечным светом, струившимся сквозь стекло.
В любой другой день у Рен могло бы перехватить дыхание от того, как легко здесь можно увековечить память Уны, еще одной королевы-воительницы, из витражного стекла. Красивой и свирепой. Но сегодня эта мысль наполнила ее страхом, а не трепетом. Она могла думать только о том, что Уна была частью этого места, а она нет.
Ты пялишься, заметила Уна.
Просто думала, есть ли у тебя какой-то грандиозный план, как вытащить нас обеих из этой ситуации невредимыми. Ее слова прозвучали с большей надеждой и жалостью, чем Рен хотелось.
Взгляд Уны, которым она одарила ее, был твердым, как камень.
Я попробую.
Хотя слово «попробую» было совсем не обнадеживающим, о большем Рен не могла попросить.
Какофония звуков разорвала тишину, когда все часы пробили десять. Когда звон самых больших часов эхом разнесся по коридору и завибрировал в черепе Рен, на пороге лестничной клетки материализовалась служанка Изабель.
Ее величество готова принять вас.
Они последовали за кружевным шлейфом юбки служанки вверх по винтовой лестнице и вошли в каменный холл. В одном конце маячили массивные двери с вырезанной королевской печатью: полная луна в обрамлении растущего и убывающего полумесяца. Одного этого символа было достаточно, чтобы сердце Рен пропустило удар.
«Дыши, напомнила себе она, сжав руки, чтобы разогнать кровь по онемевшим пальцам. Дыши».
Она все еще не собралась с духом, когда Уна распахнула дверь в кабинет королевы. Холодный воздух ворвался в холл и тяжело опустился на плечи Рен. Пятью неуверенными шагами она пересекла коридор и вошла в комнату, где за письменным столом из красного дерева сидела королева средних лет. Строгая и властная, как вырезанная из камня икона, Изабель не соизволила поднять голову, когда Рен заняла место рядом с Уной.
Рен никогда не переставала поражаться красоте королевы, слишком резкой, чтобы смотреть прямо на нее. Никто бы не догадался, что они родственники, и это вполне устраивало Изабель. Королевская кровь Рен была эффективно разбавлена генами ее отца в виде каштановых волос и карих глаз. В то время как Изабель была истинной Сазерленд: бледная кожа, волосы цвета летнего вина, глаза, сверкающие, как кварц. Миф гласил, что кровь данийских королев текла в их вены прямо из вен Богини. Рен верила в это. Столь же прекрасная и сдержанная, как луна, Изабель не могла быть ничем иным, кроме как Богиней, ставшей смертной.
Она читала блокнот, который Уна забрала у мальчика. Во время возвращения в Нокейн Рен так много раз размышляла над ним, постоянно думала о Байерсе. Это делало его отсутствие и ее ошибку более реальным. Она не могла потерять кого-то еще. И Дану не мог позволить себе потерять еще больше солдат. В последние годы войны вооруженные силы были практически уничтожены. Остались только самые зеленые, самые молодые новобранцы и такие, как Уна, которые в восемнадцать лет уже были героями войны.
Если разразится новая война, что произойдет с остальными?
Изабель изучала имена, как будто с каждым из них было что-то не так, чтобы добавить их к ее тщательно подсчитанной шкале. Королева правила холодным, безличным порядком, бесконечным потоком бумаг, отчетов и писаных законов. После того как она подписала перемирие, она закрыла королевский дворец и уединилась в Северной Башне. Она возвышалась над смогом и нищетой Нокейна над жизнями людей, которым поклялась служить. Ее противники называли ее Бумажной королевой, слишком озлобленной, чтобы иметь дело с кем-либо кроме как в письменной форме.
Для страны Изабель была своего рода посмешищем. Ошибкой. В конце концов, это было неотъемлемое право данийских королев вернуть землю, украденную Весрией.
Триста лет назад весрианские захватчики, окутанные черным дымом и несущие знамя своего бога смерти, ворвались на земли около реки Мури. Этот народ, стремясь угодить богу, построил империю на завоеваниях. Во время смены фазы луны они захватили Дану. Разрушили храмы Богини, выгнали королевскую семью из дворца. Оккупация продолжалась почти десять лет, а потом королева Мэйв собрала армию и прогнала весрианцев обратно за горы.