Но мы ведь не фашисты?
Нет, конечно. Но ты прекрасно знаешь, что твой отец ведет торговлю с Германией.
Здесь мы намного ближе к военным действиям, чем в Стокгольме, протестует Анна.
Да, но знакомые твоего отца утверждают, что немцы никогда не оккупируют Швецию. Они и так получают от нас все, что им требуется: их промышленность встанет без шведской руды.
Откуда ты знаешь, что это правда?
Просто знаю, и все, с нажимом отвечает мать.
Анна качает головой. Мать разбирается в политике немногим лучше нее самой. Она только повторяет то, что ей говорит отец.
И что прикажешь мне теперь делать? Гимназию я уже окончила. Что же мне, сидеть, ничего не делая, в Хиллесгордене и ждать, когда закончится война? Она может продолжаться вечно.
Душечка, отвечает мать, притягивая к себе ее руку. Все образуется. Куда тебе торопиться? Наслаждайся свободой. Придет время, будет у тебя семья, и не сможешь уже читать книжки дни напролет.
Но я хочу получить образование, чтобы приносить пользу.
Радость моя, я понимаю, но пользу можно приносить по-разному.
Да, например, стать медицинской сестрой.
Мать морщит нос:
Неужели ты действительно считаешь, что тебе понравится отмывать кровь, опорожнять утки и зашивать разорванные тела? Да ведь ты иголкой уколешься или в обморок упадешь. Отец правильно вчера говорил: к такой работе нужно иметь особую склонность. И потом, это изнурительный труд. Я уверена, есть много специальностей, где ты могла бы проявить себя лучше.
Какие, например?
Может быть, тебе поучиться заочно? предлагает мать. Выбрать интересные курсы? Хотя бы итальянский язык или историю искусств? Я знаю, ты не хочешь в школу домоводства, но в Лунде, между прочим, есть прекрасное заведение такого профиля.
Нет, я хочу работать в медицине.
Ну, зачем так упрямиться, Анна? вздыхает Ингрид. Не усложняй и без того сложную жизнь. Куда разумнее выбрать специальность, которая обеспечит тебе правильный круг общения. Старшая дочка Хедбергов устроилась секретарем директора банка в Мальмё. Маргарета говорит, она в полном восторге от работы. Слушай, ведь в Хермудсе [2] есть курсы секретарей?
Анна съеживается. Ей очень хочется возразить и объяснить, что вопреки мнению родителей она со многим справится, но по непонятной причине не может вымолвить ни единого слова.
Я закажу у них свежий каталог, с энтузиазмом продолжает Ингрид. Кстати, я еще кое о чем хотела с тобой поговорить.
О чем же?
Мы пригласили на ужин семью Рунстрём. Мать умолкает, будто ожидая реакции Анны, но, не дождавшись, продолжает: Ты же помнишь Акселя Рунстрёма? Вы так хорошо общались с ним раньше.
Мы играли в крокет. В детстве.
Ну да. Думаю, он уже тогда был влюблен в тебя.
И что вы, матушка, хотите этим сказать?
Да ничего особенного. Просто приятно будет вновь с ними увидеться. Элоиза написала, что Георг помнишь, отец Акселя? открывает бизнес в Америке. Похоже, они раздумывают, не поселиться ли им там на какое-то время. Вот ведь приключение! Я всегда мечтала посмотреть Нью-Йорк.
Дай-ка попробую угадать, произносит Анна, чувствуя, как внезапная злость придает ей новые силы. Акселю в перспективе уготовлена должность руководителя этой компании, но Элоиза и Георг хотели бы, чтобы прежде он женился, создал семью.
Ингрид теребит ожерелье:
Тебе должно бы льстить, что в связи с этим они думают о тебе.
Матушка полагает, они позволят мне самостоятельно выбрать подвенечное платье? В таком случае я выбираю сатин-дюшес с длинным шлейфом.
Ну зачем так злиться? Никто не заставит тебя идти под венец против воли, вздыхает мать. Я знаю, что ты хочешь выйти из-под опеки и глотнуть самостоятельности, но мне бы так хотелось, чтобы ты выслушала меня. Когда-то я тоже была молоденькой мечтательной девушкой, но очень скоро осознала: большой мир не соответствует моим ожиданиям. Ничто в этой жизни не принесло мне большего счастья, чем роль матери и супруги. Я благодарна судьбе за то, что встретила твоего отца и смогла построить с ним совместную жизнь.
Я никогда и не говорила, что не хочу замуж, но дайте мне вначале немного пожить для себя!
Да пожалуйста. Ну что плохого, если ты вновь встретишься с Акселем? продолжает Ингрид. Как знать, может быть, встреча даже окажется приятной?
О да, конечно, бурчит себе под нос Анна. Мне можно идти?
Ты же почти ничего не ела, обеспокоенно замечает мать. Съешь еще яйцо.
У меня аппетит пропал.
Это все твоя простуда.
Я не больна, тихо отвечает Анна.
Что ты сказала?
Да так, ничего. Пойду в сад почитаю.
Конечно, кивает Ингрид. Только набрось что-нибудь теплое. Может быть, спросим вечером у отца, нельзя ли нам сшить платье к ужину с Рунстрёмами.
Сшить? А когда они придут-то?
Только через пару недель, к сожалению. Они сейчас в Стокгольме.
Где же им еще быть? вздыхает Анна. Все в Стокгольме, только меня там нет.
Анна удаляется в укромный угол сада, где стоит каменная скамья и начинается небольшая роща. Скамья расположена в стороне, ее не видно ни с веранды, ни из оранжереи, и девушку здесь обычно никто не беспокоит. Она открывает книгу, кладет на колени и углубляется в описание первой встречи главных героев Кэтрин и Фредерика. Внезапно у нее за спиной раздается шорох листьев, и Анна оборачивается.
Привет, здоровается с ней Лýка, пробираясь между кустами. Не испугал тебя?
Нет, настороженно отвечает Анна. Она удивлена: с чего это он вдруг решил, будто ей хочется видеть его вновь?
Просто хотел убедиться, что ты благополучно добралась до дома, объясняет он. И что тебе лучше.
Лучше, коротко отвечает она.
Лýка улыбается и кивает в сторону книги.
Что читаешь?
«Прощай, оружие» Хемингуэя.
Хемингуэй, повторяет Лýка. Он ведь из Штатов, да?
Да, правильно.
И о чем книжка?
Об американце, который вступает добровольцем в ряды итальянской армии во время Великой войны. Он знакомится с английской медсестрой, и они влюбляются друг в друга. Анна чувствует, что краснеет, и опускает взгляд.
Хорошо написана?
Да, я уже читала ее. Может, хочешь прочесть? предлагает она из вежливости, но в ту же секунду жалеет о сказанном.
С удовольствием, серьезным тоном отвечает молодой человек. Я мало читаю на шведском, мне надо больше практиковаться.
Повисает молчание, Лýка чертит носком ботинка круг на гравийной дорожке. Он переоделся в рубашку понаряднее и начистил кожаные ботинки, хотя все равно видно, что они потертые. Мне пора обратно. Надо косить ботву осеннего картофеля, говорит юноша.
Анна колеблется. В каком-то смысле хорошо, если он уйдет. А то родители, увидев их вместе, запретят ей, чего доброго, выходить одной из дома. Но в то же время надо убедиться, что Лýка не разболтает никому о том, что произошло на утесе. Мало ли, слухи поползут по деревне? Ей и без того проблем хватает.
Если, конечно, не захочешь составить мне компанию, продолжает он. Я бы показал тебе лисью нору.
Их взгляды встречаются, и Анну охватывает дрожь. Как бы ни раздражала его прямота, что-то в Лýке притягивает ее. Но, конечно же, она не может пойти с ним. Это было бы совсем неприлично.
Пару долгих мгновений они смотрят друг на друга, пока из глубины сада не доносится громкий голос.
Анна! кричит Ингрид. Где ты? Подойди ко мне, пожалуйста!
Это мать, говорит она и встает с места.
Понимаю, тебе пора.
Анна бросает взгляд в сторону дома, потом с вызовом оборачивается к Лýке. Вспоминает обо всем, что случилось в последние дни: с какой легкостью родители нарушили обещание, оставив ее в деревне, и как на нее нахлынуло отчаяние там, на утесе. Вся жизнь перевернулась, а ее никто даже выслушать не готов. Мать с отцом не понимают, каково это, когда рушатся твои мечты. При таких обстоятельствах имеет же она по крайней мере право самой решать, с кем общаться?