Вернув коньяк на место, он вернулся в комнату и опять повалился на кровать. Закрыв глаза, Егор попытался уснуть. Сон, проклятый, всё не шел. Такое с ним бывало, когда он, доходя до определенной границы усталости, перешагивал через нее, а потом, ложась в кровать, чувствовал себя совершеннейшим бревном, этаким Буратино одновременно мертвым и живым.
Раздеться бы и лечь по человечески, чтобы отдохнуть хоть чуть-чуть, но он еще не настолько перестал уважать себя, что бы ложится туда, где перебывало чёрте знает сколько женщин и мужиков. Простыни, скорее всего не менялись месяцами, девицам которых приводили сюда, было все равно где заниматься сексом, а приличных женщин на оперхату не водили.
Егору вдруг смертельно захотелось перевернуться на живот. Он подумал и перевернулся. Щека легла на колючее покрывало, и ему показалось, что он лёг лицом на воздушный шарик с водой внутри.
«Чёрт, что это та»
Он все понял, встал и сдернул покрывало. На серых от времени простынях лежал использованный, а после старательно завязанный презерватив.
Твою мать, черти, выругался он вслух, хоть бы убирали за собой, гады.
Он сгреб простыню за угол и рывком сдернул её на пол. Открыл комод, постельное белье, лежащее в нем, было не менее серо и пахуче чем то, что он сбросил на пол. Егор плюнул внутрь и задвинул ящик.
С отвращением посмотрев на кровать, он, подумав с минуту, вернулся на кухню. Достал бутылку и лихо вылил в себя половину. Так как пить Егор не привык, то задохнувшись от горечи, хлынувшей по пищеводу вглубь живота, закашлялся.
Отплевавшись, он, прихватив коньяк с собой, вернулся в комнату. Проведя рукой по выключателю, погасил свет и, поставив бутылку на пол, плашмя рухнул на кровать. Лежать с ногами, находившимися на полу, было неудобно. Егор поерзал и, подтянувшись на локтях, лег на кровать полностью.
Тело отяжелело, голова же, напротив, стала необычайно легкой. Впервые, за этот день, он почувствовал, как боль отступает. Она, эта долбящая изнутри черепа боль, вся как-то скукожилась и, не прощаясь, стала уходить. Но на пороге вдруг остановилась и в нерешительности оглянулась.
Шалишь подруга, Егор пьяно рассмеялся в темноту и, нашарив рукой бутылку, глотнул еще.
Вот теперь боль ушла, и даже дверью на прощанье не стала хлопать.
Правильно, именно так и должна поступать настоящая женщина. Он вновь хрипло расхохотался и блаженно прикрыл глаза. Тяжелое тело тянуло сознание вниз, в самую глубину сна, но легкая голова, пенопластовым поплавком стремилась вверх, на поверхность. Так он и застрял на границе между сном и явью, в этаком полудремотном состоянии, когда находишься еще не там, но уже и не здесь.
Мысли, в испуге разбежавшиеся от спиртного, набрались храбрости и стали возвращаться. Странные это были мысли, не мысли даже размышления. Всё, в чём он боялся себе признаться, осмелело и настырно начало теребить его.
«Обрати на нас внимании, а? Обрати. Хватит убегать и прятаться. От себя не убежишь. А, мы это часть тебя. Может, настало время сесть лицом к лицу и поговорить?»
Егор попытался отмахиваться от них, но тяжелое тело не слушалось, и он сдался поговорим.
Размышления покивали и, обретя вдруг плоть, расселись вокруг него.
Егор обвел их глазами.
Вот тот, кем он был.
Вот тот, кем он не был.
А, вот тот, кем бы он мог стать, если бы
Тот, кем бы он мог стать покивал, как бы соглашаясь с ним:
Вот именно, если бы
Это если бы имело красивое имя Людмила.
Люда, Людочка, Людмила
Жена его будущая, терпеть не могла, когда ее называли иначе, чем Людмила. Не признавала она никаких уменьшительно-ласкательных сокращений, а уж от нейтрального Мила, шипела как рассерженная кошка. Чем вызвана подобная реакция, Егор, почти за десять лет супружеской жизни выяснить не смог.
Была она младше на его, на пару лет. Крепенькая девочка Людмила, с третьим размером груди, упругой попкой и стройными ногами. Круглым строгим лицом и рыжими глазами с загадочной поволокой. Когда Егор смотрел в эти глаза, всё казалось ему, что она чего-то хочет, но сказать или не решается или не может, а может, не хочет. Мол, сам догадайся, разгадай мою загадку. Егор вот, не разгадал, как ни старался.
Привлекла его будущая жена своей холодностью и неприступностью. Тем, что в упор не замечала его красивого парня Егора, звезду спорта и без пяти минут чемпиона. Жаль, но пять минут эти, отделяющие его от международной арены, славы и гонораров, так и не прошли. Досадная мелочь, случайность, ошибка на тренировке, юношеская лихость и бравада подвели красивого парня Егора. Травма колена, врачебная комиссия и как итог медный таз, если не сказать грубее, накрывший его мечту о славе. Так и остался он у этого самого таза, оказавшегося не медным, а деревянным и разбитым.
Учился он на юридическом, но больше времени проводил не в лекционных залах и пыльной библиотеке, а на татами, оттачивая броски и удержания. Кое-как переползал с тройки на тройку, благо преподаватели закрывали глаза на неуды в учебе. Все его незачеты перекрывали успехи на спортивных аренах, до тех пор, конечно, пока он завоевывал золото и серебро, овации и славу для Университета, пока, казалось бы, пустяковая травма, всё не перечеркнула.
Две дороги отныне лежали перед ним. Первая заняться тренерской деятельностью, вторая нырнуть с головой в учебу. Ни та, ни другая, его не привлекали.
Видел он таких вот молодых, как он тренеров, которые с пьедестала соскочили, а вот с иглы славы не сумели. И в силу своих способностей подменяли эти дозы суррогатами, кто алкогольными, а кто и наркоманскими. Себе он такого не хотел, нет уж спасибо.
Учиться, он в себе ни сил не желания не наблюдал, но и пути назад не было. А был камень, в виде травмированного колена лежащий перед ним и два пути, уходящие от него, и право выбирать по какому идти. Только по сравнению с тем, что было у него за спиной, эти дороги были заросшими сорняком тропинками на фоне скоростного шоссе.
Егор взял академический отпуск и принялся штудировать науки, которые он так успешно пропускал занятый добыванием медалей.
Травмировался он благодаря Людмиле, а точнее мыслям о ней. Вместо того чтобы следить за противником, полагая его не ровней себе, Егор прорабатывал план завоевания строгой и чертовски привлекательной девушки, которая вот уже второй месяц пренебрегала его настойчивыми ухаживаниями. И закономерно пропустил проход в ноги. Как ни странно, именно эта травма и помогла ему привлечь её внимание.
Вернувшись из академического отпуска, он постоянно ловил на себе взгляды сокурсников. От сочувственных, до откровенно злорадных. Как же наш чемпион спустился с небес на землю, и теперь, подобно простым смертным грызет гранит науки.
Привет, Дымов, услышал он над головой.
А, что? Егор сидел в полутемном зале библиотеки над учебником по криминологии, и почти успел заснуть, убаюканный замысловатыми латинскими терминами.
Привет, говорю, спишь что ли? слова были сказаны с иронией, но на лице Людмилы, кроме холодной отрешенности, Егор ничего не прочел.
Нет, он смутился, откровенно говоря, в последнее время, ему было не до женского пола. Все время и силы забирала учеба.
А, ты, значит, за учебу взялся?
Можно подумать, у меня есть выбор, фраза вышла злой.
Да, ты, не злись, лучше скажи ты в субботу свободен?
Тебе зачем?
День рожденья у меня, хочу тебя пригласить. Придёшь?
Егор пристально всмотрелся в лицо девушки. Решая, издевается она над ним, просто прикалывается или говорит всерьёз. Но, по красивому лицу он ничего, как ни старался, прочесть не смог. Поэтому уточнил.
Ты это всерьез, или прикалываешься?
Всерьез, она чуть сузила рыжие глаза.