Ну что, папаша, давай бери ножницы! Режь!
Увидев в ее руках пульсирующий голубоватый шланг, Денис вспомнил все фантастические фильмы и ужастики, которые смотрел в детстве. Избыток впечатлений и воспоминаний подкатил к горлу и вышел наружу, облив содержимым его желудка всех и все вокруг!
После этого он снова прогревал собой холодный кафель родовой. Но никто не стал поднимать его, переключившись на свою работу.
Момент выписки Денис помнил плохо. Первые месяцы после родов тоже. Мало спал, скудно ел, путался под ногами у жены и тещи, которые не подпускали его к ребенку и вообще относились к нему как к мусору за его малодушие во время ответственного момента во время родов любимой жены.
Прошло три месяца. Аня решила, что восстановилась после родов и пора обрадовать мужа вечером вдвоем. Мама дала им пару часов, забрав к себе внучку.
Анечка приготовила шикарный ужин, надела потрясающее белье и села ждать.
Денис пришел вечером. Отказался от некогда любимой отбивной, так как она напомнила ему пуповину (больше мясо он никогда в жизни не ел). А потом отказался и от жены со словами:
Я видел, откуда Машенька появилась! Там теперь у тебя тоннель размером с ведро! Я не хочу!
Ты с ума сошел! Я восстановилась полностью. И ТАМ тоже!
Ну нет! Я все видел! Проверять не буду
Спустя полгода они расстались. А еще через полгода, после курса консультаций психолога, Денис вернулся домой к жене и ребенку. На второго малыша они так и не решились.
Фикус
Фикус, фикус в комнатенку поставить надо. А еще лучше кактус. Тебе дите заиметь пора, а ты все хорохоришься.
Кактус предназначен для целомудрия, а фикус для зачатия. В чем соль?
Соль в спаленку нельзя, иначе быть скандалам. Ты лучше сахарку под подушку присыпь.
Ага, а еще топор под матрас.
Не-е, топор опасно, а вот если б у нас ружжо было
А еще лучше автомат.
Ты откудова это взяла? Это по-новому или по-старому?
По-настоящему.
И что, у кого-то сладилось?
Ты про что?
Про зачатие.
Бабуль, я с твоими приметами только от святого духа залететь могу. Какой нафиг фикус? Я ж не замужем.
Э-э, в том-то и беда твоя, что ты бесконечным выбором занялась. А у нас как было. Пришел мой будущий супруг к моему батьке, а он на крылечке трубку раскуривает. Сел, значит, Платон рядышком, махорочку из кармана шарсь! И моему отцу предлагает. Батька глазенками черными на него зырьк, усом махровым поводил поводил и спрашивает: «Зачем явился?»
А Платон ему:
У нас купец, у вас товар.
А батька:
И кого за кого ж ты сватать пришел? Неужто Зойку за Ваську?
Не, говорит Платон, за себя.
Батька подумал-подумал и затянулся, но надо бы сказать, что махорку ту, что ухажер принес, в руки не взял. Сидит, значит, курит, из-под кепки на курей гулящих зыркает. А Платончик переживает. Если ж откажут, то свадьбы не бывать. Ой, а Платон был первым красавцем на деревне! Все девки за им ухлестывали. Каждая перед им юбкой натрясывает это когда пред баяном пляски устраивали каждая губы свекли́ной мажет, бровь угольком, передок мылом хозяйским
Бабуль!
А, ну да. Значит, все своими выпуклостями потрясли, а он возьми и выбери меня.
А ты что, плоская была?
Я? С чего это? В нашем роде все как на подбор. Груди во! Жо
Баб, ну хватит уже.
Молчу, молчу Так вот. Приду, говорит, свататься. Когда твоего батьку в хате застать? А я ему хи-хи да ха-ха, батька мой ни в жись благословения отцовского не даст.
Давай опустим подробности. Я их уже раз сто слышала. Мне твоя свадьба ночами снится.
Если б сто, то стала бы ученой, а ты все ждешь прЫнца на вкусном коне.
Чего? Как это?
А что? Конь это такая живность.
Ой, ладно, все. Помню я ваши традиции, обряды. Так что там у вас со свадьбой-то?
А ничего. Ты, говоришь, во сне видала, а я до сих ее не помню.
Как это?
А вот так. То ли была, то ли привиделася, но как только мы с моим Платошенькой бабкиной самогонки хлопнули, у меня такая круговерть в мозгу образовалась, что я только небо звездное помню и крик утрешнего петуха.
А-а-а.
Ага. А потом у нас Лешка родился, а за им Федька, опосля батька твой вместе с Нинкой.
А свадьба?
А что свадьба. Выяснилось, что и без свадьбы Платоша мой могет, как Ох, если б не фикус, чтоб свинья его съела, я бы не плодилась каждый год по зиме. Знаешь, как обидно, когда все Новый год празднуют, а ты ноги за уши и кряхтишь, как порося на вертеле.
Взяла бы и выбросила свой фикус.
Дык припрятала так, что до сих пор вспомнить не могу. Всю подушку, каждое перышко перебрала, да в пóдпол заглядывала. Ой, как вспомню! Лезу я, значит, в подпол, а там крыс видимо-невидимо
А фикус-то где взяла? Их же в то время можно было только у богатых найти.
А я в молодости, когда еще в одной семье работала, тайком отросток выдрала и засушила. А потом та семья укатила из нашего села в неизвестном направлении.
Это ты их изгнала (гы-гы).
Я? Да? А что, все может быть. У меня глаз дурной, цепкий, за всякую пакость хваткий. Вот как гляну в упор сразу тому плохо делается.
Баб, давай уже обои доклеим, и поеду я. Мне завтра с утра пораньше на совещание
Опять двадцать пять. Совещание у нее. Тебе уже сорок скоро, а ты все в девках.
Да не в девках. И не сорок, а тридцать шесть послезавтра.
Во-во, а детей нема.
Да зачем они мне? У меня планы, карьерный рост.
Вот пусть он, этот росток, и даст тебе семя.
Баб, ты не так поняла.
Да все так. Так я поняла, Зоюшка.
Зойка это ты, а я Лена.
А-а, ну да, ну да. Сейчас вот мы с тобой обойки-то поклеим, перины взобьем, а на свой день рождения ты приедешь и ухажера своего ко мне на смотрины привезешь.
Зачем это?
А затем, чтобы я своим цепким глазом
А-а, точно, я забыла.
Ну вот. Сама знаешь, что бабка твоя плохого не посоветует. Ты, надеюсь, покрепче выбрала, поплечистей? Надо, чтобы у него нос длинный был.
Для чего это?
А с коротким детей делать не умеют.
Если ты сейчас не прекратишь, то я больше сюда не приеду.
Ладно, рви обоину, а я сейчас клей разведу.
Баб, а что это?
Где?
А вот, за доской. Торчит что-то. Ой, какой интересный мешочек.
Дай сюда и не трогай. Он заговоренный.
На богатство?
А как же. Я его семьдесят лет назад заговорила и теперь дюже боХата. И Алешкой, и Федькой, и Ты не отвлекайся, а я пойду перепрячу. Это реликвия семейная и глядеть на нее запрещается.
Баба Зоя вышла в сени, плотно прикрыла дверь и встала рядом с курткой внучки, висевшей на гвоздике. Вынула из кармана халата маникюрные ножницы, вспорола подкладку и подложила сушеный листочек, что за доской был найден.
Хошь, не хошь, а фикус в доме должон быть. Я что, зря его и мамке твоей подкладывала? Вон, она вас четверых народила. А теперь твоя очередь, внученька. Ну, не подведи, родимый. Авось и до праправнуков дотяну.
Разочарование
Каждый день, проходя через двор, Серафим Алексеевич издалека засматривается на окна квартиры этажом выше, пытаясь разглядеть ее силуэт. Они знакомы с юности, но настоящие чувства он начал испытывать совсем недавно. Оба побывали в браке, у обоих выросли дети и оба были в разводе. Не раз Серафим Алексеевич представлял ее в своих объятиях. Не раз разговаривал сам с собой о литературе и музыке, что-то доказывая ей. Мечтал, как они вдвоем уедут на острова, затерянные в океане, и никто в этом мире не будет им нужен.
А пока, они встречались на лестничной площадке, здоровались и расходились. Иногда утром им было по пути на работу: ему к студентам в университет, а ей тоже куда-то, куда он никак не мог узнать. Вечерами у нее в квартире звучал Шопен, а он читал для нее стихи, которые она не слышала.
В тот вечер они встретились взглядами, когда она посмотрела вниз, а он, возвращаясь после занятий, подходил к подъезду. Поймав ее улыбку, сердце Серафима Алексеевича забилось в нежном трепете и миллионы колючек одновременно вонзились в него.
Она жестом пригласила его подняться, и он буквально взлетел на этаж. Не успев нажать на звонок, Серафим Алексеевич оказался перед открытой дверью.