Ъ, это жена! Как бы оправдываясь, отвечал мне мастер Кроекер, когда я поспешил сообщить, что в углу стоит какая-то женщина. Наказана она
Про себя я пожал плечами: «Бывает». Я-то думал, подобные методы уже искоренились из сельской глубинки, как искоренились они в своё время из крупных городов выходит, и здесь я ошибся, посему сделал соответствующие пометки в своём краеведческом свитке, который таскаю с собой всюду.
За завтраком ко мне подсел мужлан лет тридцати трёх сильный, крепкий и высокий. Кое-где на неприкрытых участках его кожи виднелись руны.
Почему ты до сих пор не спрыгнул? Обратился он ко мне.
Я попросту остолбенел от такого вопросительного заявления! Да как он смеет
Встретившись взглядом с этим типом, этим беспардонным наглецом, я хотел было в достаточно жёсткой манере объясниться с ним даже если он воин, а я пожилой человек. Но едва я взглянул на незнакомца, как тут же осёкся: да как так? Передо мной сидел тот самый белый волк, только в человечьем обличье! Тот же хитрый и одновременно мудрый взгляд Нет-нет; ошибиться я не мог.
Кажется, я не так выразился? виновато спросил он. Я веду речь о нашем славном обычае по достижении примерно пятидесяти лет (либо по обнаружению у себя безнадёжного упадка жизненных сил) сбрасывать своё бренное тело с обрыва, чтобы не мучиться самому и не мучить других; не быть обузой.
Я прекрасно знаком с традициями и обычаями нордов, возразил я, потому как сам краевед. Мне ли не знать? Но в законе сказано также и о том, что человек может отсрочить свой суицид, если он не завершил всех дел.
Правое ли твоё дело? Спросил викинг, вперив в меня свой внимательный взгляд. Он наблюдал за каждым движением, за всякой мимикой на моём лице.
Тогда я твёрдо заявил, что пишу научный труд, который будет во благо всей Фантазии; что детей у меня нет, но компенсация есть многократная, ибо я достаточно известный и всеми уважаемый человек, а мой труд на века.
Тогда и викинг смягчился, и взгляд его стал менее суров; назвавшись Хунардом, он стал более любезен, более радушен. Он сообщил, что зашёл в трактир узнать, нет ли работёнки для них, бравых солдат кронинга.
Ибо осточертело сидеть, сложа руки как надоело охотиться на зверя почём зря. А грабить люд есть скверна, мерзость для меня ведь клятву я давал
Где-то я тебя видел, заметил я, щурясь даже с надетыми на нос очками.
Верно, загадочно произнёс Хунард и ушёл прочь.
Спустя некоторое время я, Кердик-наблюдатель, Кердик-испытатель решил прогуляться по селению пешком, так и оставив своего осла в стойле «Дубкрафна» до поры до времени.
Вдруг, проходя по центральной площади, где всегда немало народу (к тому же намечалась ярмарка) я чисто случайно подслушал следующее:
Супротив честнаго Б-га души лютыя истязаша Вопила на всю улицу какая-то девица (кажется, это была Береника та самая нагрубившая мне горничная из гостиницы).
Должна нравиться? Боюсь, это невозможно. Почему? Ты обычная, земная; для тебя (как и для девяноста девяти из ста) главное в жизни семья и дети (тогда как всё это совершенно неприемлемо для такого странника и отшельника, как я). Нет в тебе искры, изюминки; будешь ты всего лишь женой мужа и матерью чад, но не подругой жизни для меня. А потому иди прочь, с глаз моих долой, и ищи себе другого дурака который будет стелиться пред тобою, всячески угождать да содержать. Я же никому не позволю ворочать собою; бо скверна, униженье для меня.
Я обомлел, когда увидел, что сии речи доносятся с уст моего нового знакомого того самого Хунарда! Который Неожиданно куда-то делся!
Зато в тот миг, когда вся улица вдруг бросилась врассыпную, наутёк, когда до меня донеслись визги женщин и детей, я сразу понял, в чём дело: с площади, с того самого места, где прежде стоял викинг, в сторону леса бежал огромный белый волк.
Не познакомлю, насупился Хунард при очередной нашей встрече, когда я спросил, есть ли у него другъ в качестве волка или собаки. Ибо это я и есть!
Как это? Похолодел я.
Не пугайся: я не оборотень, не вамп, не варг. Те отравлены «мудрецами»-магократами нашего кронства и превращаются в зверя ночью, против собственной воли и в адских муках, тогда как я добровольно и в кого угодно, но чаще в белого волка.
Расскажи мне о себе! Начал упрашивать Хунарда я, Кердик-интервьюер, попутно делая записи в своём сокровенном, своём драгоценном свитке.
Не сегодня, отрезал тот и опять куда-то сгинул только его и видели.
В следующий раз я и Хунард снова столкнулись в таверне обмолвившись парой фраз, мы поднялись наверх спать каждый в свою комнату.
Можно ли к тебе, о Хунард? Осторожно постучав в дверцу ранним утром, я открыл её и вошёл внутрь.
Входи, я уже кончил Пошла прочь! Сказал тот, небрежно сталкивая полуголую женщину с постели ещё красную и горячую, которая в растерянности постаралась немедля выбежать вон, огорошенная его звериной грубостью, но, несомненно, восхищённая его же мужской силой, его хищной страстью и напористостью.
Зачем же так, Хунард? Мялся я, пятясь к стене и пропуская восвояси девицу, попутно с некоторым любопытством разглядывая её сквозь призму своих очков ранее я никогда не видел абсолютно голых женщин, и сие было для меня в диковинку.
А как же ещё-то? Мрачно, но одновременно и спокойно ответствовал друг, сидя на циновке и взирая перед собой, и взгляд его был в пустоту. Сказано же в книге: «Дев оседлаша, а врагов побиваша; коли кто супротив так его это неправдоваша».
В какой книге, Хунард? Мигал я непонимающими, ещё сонными глазами, переминаясь с ноги на ногу. Услышав же в очередной раз словеса, какими обычно изъясняются жители княжества Хладь, я и вовсе оторопел от неожиданности.
Похоже, что Хунард не был настроен на полноценный диалог, поскольку так и не разъяснил мне, своему другу, из какой книги почерпнул он крылатую фразу.
Ввиду сильных морозов я счёл за лучшее не выходить сегодня из придорожного заведения пожалуй, я дождусь существенного потепления: эти холода в значительной степени сказались на моём промедлении, ведь я здесь уже две недели, и мне давно пора идти дальше.
Спускаясь к обеду, я услышал спор нескольких человек, и снова в центре скандала был Хунард.
Вы считаете, что моя миссия на этой земле заключается в том, чтобы помогать другим людям? Как бы ни так! Я не Годомир Лютояр! Вскричал он в сердцах и великом бешенстве.
А кто такой Годомир Лютояр? полюбопытствовал я, присаживаясь.
Но все мои потенциальные собеседники, точно воды в рот набрали.
Я же, когда на протяжении многих лет собирал материал о Фантазии, что-то слышал о том имени именно поэтому оно и показалось мне знакомым. Но с годами память неумолимо ухудшается, и всё, что я помнил и/или знал о Годомире, выветрилось с сокрушительным успехом.
То был славный малый; великий воин своего времени, начал Гудлейфр Кроекер. Годомиром его нарекли ещё при рождении, и на протяжении всей жизни он своими деяниями всячески подчёркивал, что имя это дано ему не зря годами он насаживал мир во всём мире, по всей Фантазии.
А Лютояром его прозвали позже, когда показал он себя в бою, когда раскрыл силушку свою великую, с трепетом и почтением молвили другие. Ибо лют и яр он был на расправу с недругами своими, но честен, справедлив с теми, кто был столь же добр и благороден, как он. И с ним в один ряд такие герои, как его современник Бренн; Эйнар Мореплаватель, Айлин Добрая, Бэн Простой, Робин Хороший, а также Хельга Воительница вместе со своими верными лучницами Аластрионой, Венделой, Гвендолиной.
На самом деле их гораздо больше, задумчиво произнёс мастер Кроекер. Не стоит забывать, что на другом полушарии нашей Фантазии, в кронствах Кронхейм, Фаннихольм, Эльфхейм и Гномгард жили и творили такие величайшие деятели своей эпохи, как люди Тиль Мергенталер, Вернер Романтик, Роган Мастерок; эльфы Эльданхёрд, Лунная Радуга, Мейленггр, Рилиас; гномы Олвин, Нейн, Зайн, Юнни, Ларуал, Сигрун Победитель, Махенна и многие другие.