СБЕЖАТЬНЕЛЬЗЯВЕРНУТЬСЯ - Колосов Александр

Александр Колосов

СБЕЖАТЬНЕЛЬЗЯВЕРНУТЬСЯ

«Убей тело и голова умрет».

Хантер С. Томсон

-1-

Когда по утрам он видел свое отражение в зеркале, то каждый раз не верил, что тот, кто смотрел на него «оттуда»  он сам. Не доверять своим глазам у него было несколько причин: во-первых, он был блондином, а не жгучим брюнетом, как тот, в зазеркалье; во-вторых, ему едва стукнуло 45, а отраженью было не меньше 60-ти отвратительный старик с землистым морщинистым лицом, седой щетиной и ввалившимися глазами. Иногда он не мог удержаться, чтобы не спросить вслух, как того зовут, но никогда не получал ответа: тот, за стеклом, все время молчал и лишь презрительно смотрел на него, будто знал что-то такое про него, от чего ему станет стыдно, если он ответит. Вот и сейчас он уже битый час показывал ему язык и всячески дразнил, а отражение бесстрастно взирало на все его ужимки и никак не реагировало.

 Сволочь,  раздраженно гаркнул Гроссман и даже плюнул в своего обидчика,  сволочь, сволочь.

Никакой реакции. Он попытался выцарапать ему глаза, трясущимися руками тщетно скребя зеркало, но тому было все равно он его до обидного не замечал. Зазвонил телефон и Гроссману пришлось на время отвлечься от своего монолога с отражением. Звонили с работы, что было крайне некстати.

На том конце провода язвительно интересовались, помнит ли он, какое сегодня число и в каком часу начинается его рабочий день: он работал курьером в почтовом агентстве,  работа так себе, но позволяла держаться на плаву, хоть как-то оплачивая счета, и каждый день видеть множество новых лиц, что должно было теоретически помочь в подборе характеров для его будущих персонажей.

Гроссман был писателем: вот уже без малого 15 лет он пытался пробиться в мир большой литературы, но без всякого результата. Его наивысшим достижением было создание собственного сайта, на котором в свободном доступе были выложены все 12 книг, которые он написал за эти годы. Правда, посещаемость сайта была нулевая: счетчик посещений всегда оставался на цифре 0.

Голос в трубке что-то неразличимо бубнил о санкциях и дисциплине, а у него в голове зрел очередной сюжет, записать который ему не позволяла врожденная лень: приятно было прокручивать в своей голове облако аморфных слов, не успевших оформиться в четкие мысли, а от того создающих иллюзию вдохновения,  как только слова ложились на бумагу, сразу проступало разочарование тривиальностью написанного. Занятия литературой позволяли ему не замечать окружающую действительность, по многу часов зависая над листом бумаги и обдумывая имена вещей и явлений, значение которых он открывал заново. Таким образом он как бы компенсировал себе тот ущерб, который наносил сам себе каждый день, напиваясь до беспамятства, в надежде нарваться на сюжет, который его обессмертит: это был его метод творить.

Сейчас в нем боролись два чувства это или бросить трубку, или начать исповедоваться, чтобы хоть как-то облегчить свое душевное страдание. Он выбрал первое. В его положении социального изгоя был один большой плюс полная независимость от любых социальных условностей.

«Пусть работа катится к черту, когда мне плохо»,  идет на кухню и роется в пустом и гулко-темном чреве древнего как его душа холодильника, пока не извлекает из него початую до половины бутылку пива, и жадно ее выпивает.

«Слишком мало, чтобы перестала болеть голова»,  идет в ванную и, стараясь не смотреть в зеркало, становится под душ. Снова звонит телефон, но для него это уже не важно: теперь его занимает совсем другое,  если повезет, то он сумеет записать то, что пришло только что ему в голову. Гениальная идея, заключающаяся в том, чтобы описать его собственную жизнь, основным лейтмотивом сделав собственную манию: к литературе, к славе и к безумным, пограничным состояниям собственно с болезненного желания пропагандировать идеи, которые помимо его воли начали приходить ему в голову 20 лет назад, и началось его «служение», которое со стороны выглядело как чистое юродство.

Первую свою книгу Гроссман написал за 2 года, будучи еще вполне ответственным членом общества: тогда он работал в риэлтерском агентстве, проверял сделки на юридическую чистоту, неплохо зарабатывал и имел жену и двух сыновей,  в качестве фабулы для своего повествования он использовал фрагменты биографии «черного» риэлтора Скабина, которому тогда помогал и с рук которого кормился. Получился умопомрачительный детектив: отличительной особенностью его прозы была какая-то ненормальность, он словно изначально неправильно расставлял акценты, в результате чего получалась сага о нашем времени, когда терялась своеобразная невинность,  он точно уловил коннотации, когда это случилось со всей нацией,  для него человеческая жизнь ничего не значила.

Это было некое эстетическое безобразие, оправдывающее бесчеловечное отношение к слабым. Сам Гроссман этого не осознавал он действовал интуитивно, почти как животное. Это-то «почти» и явилось залогом его триумфального провала никто не захотел признаваться, что то, что он описал, являлось сущей правдой. Ни одно из издательств, а их было до обидного мало, не приняли к публикации его текста, хотя тогда это нисколько его не беспокоило: на тот момент он вовсе не желал принимать свою писанину всерьез, так же как и тогдашние его друзья,  опубликовал книгу за свой счет малым тиражом и раздал в качестве сувениров.

Тогда еще ничего не предвещало катастрофы. А затем умер его отец: у него диагностировали рак в последней стадии, и Гроссману пришлось переехать к нему и ухаживать за ним полгода до самого его конца. Запах отцовского разлагавшегося заживо тела сводил его с ума этот запах смерти врезался ему в подкорку, на уровне инстинкта, навсегда научив определять, кто еще будет жить, а кому уже суждено умереть. Смерть отца все преобразила, она словно выломала его из устойчивой рамы куда-то наружу, вне поля житейского здравого смысла.

После похорон он с удивлением обнаружил, что помимо нескольких черно-белых фотографий в семейном архиве ничего не напоминало о том, что отец когда-то существовал. И тогда у него в голове что-то переклинило он решил добиться собственного бессмертия, оставив после себя как можно больше книг, которые призваны были сохранить о нем память: вот только он не догадывался, что когда пишешь, то в написанное нужно вкладывать нечто большее, чем просто мысли писать надо было такими словами, чтобы тебе поверили, или нужно было иметь репутацию интересного человека, чтоб тебя хотели читать и тебе безоговорочно верили в силу того, что ты не мог солгать.

Со словами у Гроссмана были большие проблемы: он явно был не Шекспир,  а репутация для автора модернистской прозы просто чудовищная обыкновенного мещанина. Если свой первый текст он создавал украдкой, вопреки тому домашнему укладу, в котором существовал: каждый день с 6 до 7 утра на кухне, пока домашние не проснулись,  то уже ухаживая за умирающим отцом он мог позволить себе большее полбутылки виски и всю ночь с чистым листом бумаги. По мере того, как страдания больного возрастали, доза спиртного увеличивалась, а листы бумаги покрывали все более и более бессвязные истории, объединенные лишь одним героем Альтер-эго Гроссмана, которого он назвал демиургом Колосовым.

А еще он сформулировал базовые принципы своей прозы, которым затем следовал с неукоснительной педантичностью адвоката: во-первых, в каждом новом тексте должна быть цитата из любого предыдущего; во-вторых, обязателен символизирующий его самого персонаж; в-третьих, стихи собственного сочинения из его сборника, написанного в студенческие годы; в-четвертых, сюжет в сюжете, как молочный поросенок, фаршированный жареными перепелками; последним обязательным условием являлась нарочитая вычурность сюжета, его маргинальность, когда берутся крайние сюжетные и эмоциональные позиции.