Карманы и подсумки осматривать не было смысла: мне с Бамутом в плане мародерки не тягаться, он в этом профи, а я в силу своего воспитания частенько брезгую лезть к людям в карманы. И не из-за того, что они грязные и вонючие, а просто элементарно какое-то чувство стыда возникает, когда копошишься в чужом нутре. Одно дело забрать автомат и магазины с гранатами и ножом, и другое дело выворачивать карманы. Нет уж, увольте.
Документы его.
Бамут протянул мне пластиковую карточку и небольшую книжицу удостоверения личности военнослужащего. Удостоверение офицера и бойца интернационального легиона территориальной обороны Украины. Захарчук Марек Павлович. Тридцать два года. Капитан.
А вот еще и фотка занимательная есть.
Семен положил на землю смятую фотокарточку, на которой был изображен Марек Захарчук в форме американского офицера, обнимающий молодую девушку с младенцем на руках. Семейное фото. А ведь опытные люди всегда говорят, что надо следить за своими карманами и не класть в них лишние фотографии. Не удержался Марек видать, слишком сентиментальный.
Короче, некогда лясы точить, надо двигать к нашим, решился я. Обуй его, развяжи ноги, да пошлепали. Я пройду вперед и, пока светло, разведаю дорогу.
Ему моя обувка будет мала, меланхолично ответил Бамут. Пришлось даже его носки нацепить на ноги, чтобы в его шузы влезть. У него нога на два размера больше моей.
«Шузы» было сказано с такой интонацией, что сразу было понятно, на каком органе хотел Бамут вертеть всех англосаксов вместе взятых.
Обрежь ножом носки ботинок, пусть пальцы наружу торчат, посоветовал я. Если он будет бос, то не сможет идти; если натрет ноги, то тоже не сможет идти. На себе его тащить нельзя. Так что варианта два: либо ты возвращаешь ему ботинки, либо режешь свои, и пусть светит пальцами, как в сандалиях.
Вот ты зануда! скривился Бамут. Ладно, будь, по-твоему.
Через пару минут все было готово, и мы выдвинулись в сторону остовов трехэтажек. Я шел первым, разведывая дорогу и прокладывая путь, вторым двигался пленный, замыкал Бамут, следя за пленником. Я тихим шепотом предупреждал об опасностях на пути и сложных участках.
Нам как раз удалось добраться до начала городской черты, когда начался очередной, не знаю какой уже по счету за сегодняшний день обстрел. Снаряды летели с привычным свистом, и мы вовремя спрятались в укрытие развалины гаража с глубокой смотровой ямой, стенки которой были отделаны кафельной плиткой. Столкнули пленника вниз, сами плюхнулись на него сверху.
Разрывы ложились с разных сторон, некоторые совсем рядом, другие в стороне. Осколки, комья земли и обломки камня летали у нас над головами; пару раз крупные куски кирпича залетели в наше укрытие. Сверху сыпались земля, камни и мелкое кирпичное крошево. Хорошо, что мы с Бамутом были в защитной амуниции и шлемах, именно для таких случаев они и нужны.
Легкий композитный шлем не выдержит попадания пули, пусть даже калибра 5,45, но вот камень, прилетевший от близкого разрыва, он выдержит и не даст бойцу погибнуть. На этой войне камни и осколки летают в воздухе чаще, чем пули. Наши батальонные медики рассказали мне, что по статистике семьдесят процентов ранений приходится на минно-взрывные ранения и по десять процентов на заболевания, пулевые огнестрельные ранения и травмы. Может, конечно, официальная статистика более точная, и там есть доли процентов или числа другие, но все равно именно от артиллерии страдает подавляющее число солдат на этой войне.
Обстрел продолжался минут двадцать. К чему ВСУ начали этот незапланированный расход боеприпасов в нашу сторону, мне было совершенно непонятно. Не решатся же они на ночную атаку? Надо быть сумасшедшими, чтобы полезть ночью. Одно дело проникновение ДРГ в нашу сторону, и совершенно другое дело массированный штурм. Для чего нужен был этот обстрел?! Не понимаю
Живы? отплевывая землю и цементную пыль, просипел Бамут. Ну, тогда пошли дальше, а то чую, что сейчас сюда пожалуют наши вороженьки.
Я двинул первым, пленник вторым, Бамут с пулеметом замыкал колонну. Я прокладывал путь, внимательно смотря под ноги, остальные шли за мной след в след. Было видно, что пленник опытный вояка, идет правильно, ноги ставит только туда, куда перед этим наступил я. Понимает, зараза, что если наступит на «лепесток» или другую противопехотную гадость, то превратится в «футболиста», и хрена лысого мы его потащим в госпиталь.
Семен успевал не только следить за поляком, но и пропускать через себя все пространство вокруг, фильтруя его на предмет опасности. Если неожиданно перед нами возникнут вражеские солдаты, инопланетяне или суперзлодеи из вселенной Марвел, то он их встретит очередью из своего «нулика».
Пулеметчики это особые люди, они владеют не просто оружием, а пулеметом. Пулемет в команде это уверенность и мощь. Ничто так не поднимает боевой дух солдата, как трескотня своего пулемета где-нибудь на фланге. И ничто так не заставляет насторожиться и напрячься, как когда свой пулемет неожиданно замолкает посреди боя.
Правда, за эту уверенность и мощь приходиться платить стиранием межпозвоночных дисков и проблемами колен. Пулемет и коробки с лентами имеют свой вес, а особенности работы с ПКМ приводят к тому, что пулеметчики чаще остальных бойцов двигаются, прыгают, ползают и бухаются со всего размаху на колени.
Пленника вытащили из смотровой ямы, стерли ему рукавом кровь из рассеченного при падении лба и пинками погнали дальше. Пленник вел себя на удивление дисциплинированно, послушно выполнял все приказы, не мешая нашему передвижению. Ах, ну да, пленный же американец, а у них вроде даже есть специальная инструкция, как правильно сдаваться в плен: что надо делать, как себя вести, что говорить и какие блага сулить за свое освобождение и человеческое обращение. Вроде бы у них даже орден или медаль есть для тех, кто пережил вражеский плен. Скорее всего, и это семейное фото было взято с собой не случайно, а специально для такого случая, чтобы пленившие его солдаты сразу же поняли, что он не поляк и уж точно не украинец, а самый настоящий подданный дяди Сэма.
С некоторых пор в ряде российских военных подразделений, воюющих на переднем крае, есть негласное правило: наемников в плен не брать. Попался с документами интернационального корпуса пеняй на себя, получай пулю. То же самое касалось и вражеских бойцов, у которых на теле были татуировки с фашистской или нацистской символикой: свастика всех видов, портреты фюрера, циферки разные, строчки из их мерзких книжонок, козлы и прочая бесовщина. Такие вояки почему-то всегда умирали от передозировки свинца прям напасть какая-то.
Правда, надо отметить, что враг платил нам той же монетой, и многие мои боевые товарищи носили при себе особенную гранату, которую называли «своей», «неразлучницей» и «вдовой». Я тоже носил такую гранату, правда, раз пять все-таки использовал ее в бою по прямому назначению бросал во врагов. Но во вражеский плен я точно попадать не хотел, тут уж лучше сразу умереть, потому что смерть не так пугает, как пытки и издевательства, которые применяют к российским солдатам во вражеском плену
По дороге часто попадались свидетельства недавних боев: то тут, то там стояли остовы сгоревшей военной техники БМП «двойки» и «копейки», БТРы, несколько танчиков. Это все была наша техника, вражеская так далеко не заезжала, мы ей этого не позволяли. Хотя какое, на фиг, далеко? От первой линии обороны на окраине города, перед трехэтажками, до того места, где мы сейчас идем (а точнее, осторожно крадемся), всего-то метров пятьсот. Но для городского боя полкилометра это очень много, капец как много. За эти пятьсот метров можно биться неделями, месяцами. Если, конечно, есть желание, силы и ресурсы у обеих сторон.