– А, хэллоуиновский розыгрыш, вон оно что! – ухмыльнулся Дэн. – Господи Иисусе, а ведь провели вы меня, господа хорошие! Надо ж было такую комедию ломать, и все ради того, чтоб меня напугать до усрачки!
Но лицо Роя оставалось бесстрастным. Из уголка морщинистого рта струйкой выбивался дым.
– Предметы по списку, – ровным тоном продолжил Рой, – следует к полуночи собрать и оставить за дверью, Дэн. Если ты не соберешь и не оставишь их для него, он постучится в вашу дверь. А это тебе ни к чему, Дэн. Ей-Богу, ни к чему.
Дэну чудилось, будто в горле у него плотно засел кусок льда, а тело горит в лихорадке. Дьявол в Эссексе? Собирающий барахло вроде клюшек для гольфа, запонок, моделей кораблей и любимых канареек?
– Да вы сдурели! – удалось ему выговорить. – Если это не какая-то поганая шутка, стало быть, вы оба все свои винтики растеряли!
– Никакая это не шутка, и Рой в своем уме, – сказал Фил Кэйн, который сидел у Роя за спиной. Фил был здоровенным мужиком, начисто лишенным чувства юмора. Примерно в миле отсюда у него была ферма – он разводил свиней. – И ведь всего-то раз в год. Только в Хэллоуин. Черт, да взять только прошлый год – я выиграл в одну из тех лотерей, что проводят всякие журналы. Пятнадцать тыщ долларов одним махом! В позапрошлом году у меня помер дядя, про которого я отродясь слыхом не слыхал, и оставил мне сто акров землицы в Калифорнии. Мы все время получаем с почтой всякую бесплатную ерунду. И только раз в год нам приходится отдавать ему то, что нужно ему.
– Мы с Лорой ездим в Бирмингем на аукционы предметов искусства, – подхватил Рой. – И всегда получаем то, что хотим, по самой низкой из предлагаемых цен. А реальная стоимость полотен всегда в пять-десять раз больше тех денег, что мы платим. На прошлый Хэллоуин он попросил прядь Лориных волос и мою старую рубашку, которую я запачкал кровью, порезавшись во время бритья. Помнишь, прошлым летом мы съездили на Бермуды за счет компании по торговле недвижимостью? Мне вручили огромную сумму на расходы, и на что бы я ни тратился, никто не задавал никаких вопросов. Он дает нам все, чего мы ни пожелаем.
«Кто не хочет горя знать, отступного должен дать!» – мелькнула у Дэна безумная мысль. Ему представилось, как некто громадный, безобразный и неуклюжий утаскивает набор клюшек для гольфа, поросенка Фила и склеенную Томом модель. Боже правый, это было безумие! Неужели эти люди в самом деле верили, что приносят жертвы некоему сатанинскому ряженому?
Рой вскинул брови.
– Ты ведь не вернул дробовик? И деньги. И не отказался от повышения.
– Ты подписал договор кровью, – сказал Рой, и Дэн вспомнил: капли крови из порезанного пальца упали на белый бланк договора чуть пониже его фамилии. – Знал ты об этом или нет, но ты одобрил то, что происходит в Эссексе вот уже более ста лет. Ты можешь иметь все, что угодно, Дэн, если раз в году, в особенную ночь, будешь давать ему то, что нужно ему.
– Боже мой, – прошептал Дэн. Его мутило, голова кружилась. Если это правда… во что он оступился? – Вы сказали… ему нужны от меня две вещи. Обрезки ногтей и что еще?
Рой заглянул в список и откашлялся.
– Он хочет обрезки и… первый сустав мизинца с левой руки твоей девчурки.
Дэн сидел, не шевелясь. Он неподвижно смотрел прямо перед собой, страшась того жуткого момента, когда, раз начав смеяться, дохихикается прямиком до сумасшедшего дома.
– По правде сказать, это немного, – сказал Рой. – И крови будет немного, верно, Карл?
Карл Лэнсинг, мясник из барриморского «Пищевого Гиганта», приподнял левую руку, чтобы показать ее Дэну Берджессу.
– Ежели мясницким топориком, да быстро, то и больно почти не будет. Ударишь разок порезче – и готово дело, косточка перебита. Сделаешь по-быстрому, так девчонка всей боли и не почувствует.
Дэн сглотнул. Гладко зачесанные назад черные волосы Карла под лампой блестели от «Виталиса». Дэну всегда хотелось знать, как именно Карл лишился большого пальца на левой руке.
– Если ты не положишь под дверь то, что он хочет, – сказал Энди Маккатчен, – он войдет в дом. А тогда, Дэн, он заберет больше, чем просил поначалу. И коли ему придется постучаться в вашу дверь, помоги вам Бог.
Лицо у Дэна словно окоченело, а глаза превратились в схваченные морозом камушки. Он, не отрываясь, смотрел на сидевшего в другой половине комнаты Митча Брэнтли – казалось, Митч вот-вот не то лишится чувств, не то его стошнит. Дэн подумал о новорожденном сыне Митча, и ему расхотелось размышлять над тем, что же может стоять в этом списке против имени Митча или Уолтера Фергюсона. Он неуверенно поднялся со стула. Ему было очень страшно, но не потому, что он поверил, будто Дьявол нынче ночью явится к нему в дом за странным и необычным выкупом, – Дэна пугало другое: он понял, что они верят в это, и не знал, как теперь себя вести.
– Дэн, – ласково сказал Рой Хатэвэй, – все мы в одной связке. Дело обстоит не так уж плохо. Ей-Богу. Обычно ему нужна только всякая мелочь. В общем-то пустяки. – Митч издал негромкий сдавленный стон. Дэн вздрогнул, но Рой не обратил на это внимания. Дэн вдруг почувствовал острое желание подскочить к Рою, схватить его за грудки, за этот кроваво-красный свитер, и трясти, трясти, пока тот не лопнет. – Время от времени он… забирает что-нибудь существенное, – сказал Рой. – Но не так уж часто. И всегда отдает гораздо больше, чем забирает.
– Вы сумасшедший. Вы все… сумасшедшие.
– Отдай ему то, что он хочет, – глубоким басом, который по воскресеньям на утренней службе так выделялся в хоре баптистской церкви, заговорил Стив Мэллори. – Отдай, Дэн. Не заставляй его стучаться в вашу дверь.
– Отдай, – втолковывал Рой. – Ради себя самого, ради своей семьи.
Дэн попятился от них. Потом он повернулся, взбежал вверх по лестнице, выбежал из дома (Лора Хатэвэй как раз выходила из кухни с большой миской соленого печенья), сбежал по ступенькам крыльца и кинулся через газон к своему пикапу. Рядом с новым серебристым «Шевроле» Стива Мэллори стояли Уолтер с Томом. Дэн услышал всхлип Уолтера: «…но ухо, Том! Боже милостивый, целое ухо! Нет!»
Дэн забрался в грузовик и, оставив на асфальте двойную полосу резины, отъехал.
3
Беспокойный ветер кружил в знобком воздухе сухие листья. Затормозив на подъездной аллее у своего дома, Дэн вылез из машины и взбежал на крыльцо. К дверям Карен липкой лентой приклеила картонный скелет. Сердце у Дэна тяжело бухало, и он решил не рисковать; если это тщательно продуманный и подготовленный сложный розыгрыш – пусть хоть полопаются со смеху. Но Карен и Джейми он отсюда увозит.
На полпути к дому его посетила мысль, от которой чуть не пришлось съехать с дороги, так его затошнило: а если бы список потребовал от него локон Джейми, он отдал бы его без звука? А как насчет обрезков ее ногтей? Целого ногтя? Мочки уха? И, если бы он отдал что-нибудь такое, что оказалось бы в списке отступного на будущий год? А через год?
Если сделать это быстро, крови будет немного.
– Карен! – крикнул он, отперев дверь и заходя в дом. В доме было слишком уж тихо. – Карен!
– Господи, Дэн! Что ты так орешь? – Жена вошла в холл из коридора. За ней показалась Джейми: клоунский грим, красная блузка, которая была ей велика, джинсики с пестрыми заплатками и тапочки в круглых желтых наклейках, изображавших радостные рожицы. Дэн понял, что, должно быть, похож на ходячую смерть, поскольку Карен, увидев его, остановилась как вкопанная, точно наткнулась на стену. – Что случилось? – испуганно спросила она.
– Послушай, ни о чем не спрашивай. – Он дрожащей рукой вытер блестящий от пота лоб. В ласковых карих глазах Джейми отразился ужас, который Дэн принес с собой в дом. – Мы уезжаем. Немедленно. Поедем в Бирмингем, поселимся в мотеле.
– Но ведь сегодня Хэллоуин! – сказала Карен. – Вдруг к нам придут ряженые!
– Прошу тебя… не спорь! Нам нужно сейчас же уехать отсюда! – Дэн с усилием оторвал взгляд от левой руки дочурки; все это время он смотрел на ее мизинец, и в голове у него проносились страшные мысли. – Сию же минуту, – повторил он.