Мокша.
Мокша Мокшанин? Усмехнулся казак.
Так кличут иногда, буркнул Мокша. Вообще-то, я Мокша Коваль.
Коваль? Казак рассмеялся. То добре! Плыви за нами! Да не балуй, гляди Отваливай, братцы!
Казаки дружно махнули вёслами. Их чёлн, в два раза больший по размеру, чем чёлн Мокши и Лёксы имел мачту и, свёрнутый в трубу на корме парус.
Санька наблюдал за чёлнами из травы и прикинул, что у него в дубраве растут деревья, из которых можно выдолбить судно и побольше. Причём, не только дубы. В ней встречались и многоохватные липы, и тридцатиметровые ясени. «Интересная дубрава, могучая» подумал Санька пробираясь вдоль берега.
Ножны он подобрал и повесил на шею. Верёвочки хватило как раз.
Санёк скользил в траве, чуть пригнувшись. На четырёх «ногах» мешал бежать болтающийся через плечо колчан с луком и стрелами. Задумавшись, он едва не наткнулся на двух дозорных. Один сидел и строгал ивовую веточку. Другой лежал рядом и был едва виден. Санёк подполз к ним совсем близко и услышал разговор.
Ты каких девок любишь? Спросил лежащий.
Отстань, ты! Надоел Всё у тебя про баб. Нешто не пробовал?
Как, не пробовал?! Не в первой в набеге
Ну и чо пристал тогда? Одинаковые они. Вот если бы ты про жену спросил, я бы рассказал Была у меня жёнка А про девок Какую взял, та и хороша. Особо в походе.
Жёнок нам нельзя Грустно протянул молодой.
Почему, нельзя? Оставайся в посёлке и живи, рассмеялся старший.
Ага А ты придёшь и ограбишь, молодой заржал. Не-е-е Лучше я сам приду.
То-то Глубокомысленно сказал старший. Мы вольные казаки. Постоянно в походах Какая жена то?! Он тоже громко засмеялся.
По верховьям Дона худо ходить, говорят. Мужи, говорят, тут дюже крепкие.
Не ждут нас тут. Ты же видел? Скокма уже сёл взяли наши браты А мы? Жаль атаман наш поздно схватился. Все городки добрые уже побили. А уйдут браты, как мы вертаться будем? Побьёт нас мордва
Ты сказывал, у них самопалов нет
Ну и чо? Они с луков бьют белке в глаз.
Да ну?!
Вот и «да ну» Гнусаво передразнил старший. А так село тут бедное. Кроме рыбы и дичи нет у них ничего.
Иди ты?
Сам иди
А зачем же мы сюда пришли?
Мы за кузнецом ихним пришли. Добрый, кажут, кузнец тут. С даром особым
А добыча? Почти застонал молодой.
Не будет добычи. Сказано, нет у них ничего.
А девки?
Старший поморщился.
Дались они тебе? В низовьях возьмёшь.
Те надоели.
Старший рассмеялся.
Девки блуд. Грех тяжкий.
Да ну тебя, обиделся молодой, перевернулся на спину, положив голову на камень и уставился в тускнеющее небо. Попёрлись, не знамо куда И за кем?
Сказано С даром Сварога кузнец. За такого у хана крымского можно много денег взять.
Молодой встрепенулся, перевернулся на бок лицом к старшему, но тот вдруг шикнул на него и приложил палец к губам. Он повёл носом и Санька понял, что он ловит ветер, а ветер дул от него, от Саньки.
Медведем несёт.
Молодой рассмеялся.
Откуда тут медведь? Леса почти не видать Да и трава по колено всего. Где ты его видишь?
Я чую его. Я их за три версты чую.
Вот за три версты он и навалил кучу, а ты учуял.
Молодой закатился от смеха держась за живот.
Тьфу на тебя! Ругнулся старший. Гы-гы, да гы-гы Зубоскал и есть зубоскал.
Он снова взялся за палочку, а Санька ругая себя, что так и не помылся в реке, отполз назад. Слова старшего казака одновременно встревожили его, но и разбудили новые мысли. Он уже понял, что раз казаки бандитствуют по верхам Дона, это век пятнадцатый или шестнадцатый. Позже они доставали только крымского хана, да османских купцов трясли.
Шестнадцатый век это на Руси период «собирания земель Русских». От этого собирания и бежали люди, кто на Дон, кто в Литву, кто в Сибирь.
«Вот так-так», подумал Санька. «Рыба сама к рыбаку в руки приплыла».
Взяли кого-то Баба и мужик в чёлне Отметил молодой, чуть привставая и вглядываясь в реку.
Тебе дело какое? Лежи и слушай степь, бусурманин, бо вдарю.
Старший показал молодому кулак с ножом и тот приник левым ухом к небольшому камню.
Санёк обполз дозор стороной и увидел лагерь разбойников. То была совершенно разноцветная банда: в пёстрых, вероятно турецких, халатах, рубахах, перевязанных широким поясом, шароварах, чалмах и сапогах с загнутыми носами.
Санька увидел, как на берег вылезли казаки, а следом за ними Мокша и Лёкса. Казаки родителей не трогали и не понукали. О чем разговаривали, слышно не было.
Если бы сам Санька был кузнецом, то не задумываясь пошёл бы в Крым и дальше к Султану. Ни на Дону, ни в Крыму тоже железа нет. А в Константинополе кузнецы в почёте. Если свободные. А раб, он везде раб.
Что там с османами в эти века Санька не помнил, но, как ему рассказывал один умный мужик, которого он таскал по лесному хозяйству, османы не особо то зверствовали с христианами у себя в «Османии». И янычар набирали не из семей мусульман, а из семей иноверцев. Налог, говорят, был особый, детьми. С иноверцев брали мальчика на воспитание и обучение. И некоторые из них дослуживались даже до визирей. Но, рабство, есть рабство. Лучше в лесу со зверями жить, чем у султана янычаром быть.
* * *
Может они не обидят? Спросила мужа Лёкса.
Мокша развернул богатырские плечи и вздохнул.
Сам как-то думал к османам податься. Купцы сказывают там добрые кузнецы. А тут и ковать то нечего. Всё старьё перековываю токма.
Лёкса прижала руки к груди.
Боюсь я, Мокша. Продадут нас.
Кузнец прижал жену к себе. Так они стояли некоторое время, чуть покачиваясь и тихо подвывая какую-то только им знакомую мелодию слегка похожую на: «Ой ты степь широкая» Когда дыхание заканчивалось у Мокши, тянула Лёкса, и наоборот.
Ладно, вдруг сказал Мокша. Вечерять надо и спать.
* * *
Санька тоже повечерял куском отварной утки, лежащим у него в котомке. Зубов у Саньки хватало, чтобы есть мясо, но утка была жесткая, и он сначала перетирал куски в сильных ладонях. Тщательно пережёвывая мясо, Санька размышлял.
Возможно, он смог бы казаков перерезать, если бы их было три-четыре, но казаков было пятнадцать человек. И без шума такую ораву не осилить
Санька покрутил в руке «грибной» нож Мокши. Это был очень короткий нож с очень узким и острым остриём.
С одной стороны, короткий глубоко не воткнёшь, подумал Санька. С другой стороны, а хватит ли у меня силы кого-то проткнуть. Не факт. Масса не та. Поэтому, короткий в самый раз. Но
Таким только глотки резать, но по тихому не получится. И тем паче, как снять часовых у костра?
Ничего не придумав, Сенька мгновенно уснул. Он и так сдерживал себя с трудом. Это, наверное, единственное, что у него осталось от ребенка способность мгновенно засыпать после еды. Но он знал точно, что через пару часов проснётся. Так и случилось.
Открыв глаза, Санька прислушался и принюхался. Он не был зверем. Он был просто слишком волосатым ребёнком. Но свои человеческие органы чувств он тренировал и кое чего достиг.
В своё время, работая в лесу, Александр Викторович научился слышать звуки леса и хорошо ощущать запах живности. В Уссурийской тайге много тигра и медведя, на которых неожиданно натыкаться нежелательно. Да и кабан, тоже был тем ещё подарком. Так что, по лесу Санька ходил, как по территории противника, постоянно прислушивался, принюхивался и приглядывался, и приобрёл способность видеть и чуять живность на приличном расстоянии.
Человеческие органы чувств, если их развивать и им внимать, тоже очень много могут рассказать. Однако году в восемнадцатом Санька переболел вирусной пневмонией и обоняние потерял. Не так чтобы уж совсем, но основательно. Это, кстати и повлияло на то, что он снова запил и вернулся домой. Тяжело ему стало водить охотников за зверем «с подхода». Чуйка пропала.
Вот и сейчас, зная, что всё возможно, он много времени уделял развитию этих навыков. А чем ещё заниматься зимой? Не лежать же постоянно в берлоге под боком мамаши. Лес Санька очень любил и когда-то хорошо знал его, вот и «вспоминал», то, что «затёрла» водка.