И он вышел, закрыв дверь за собой и за своим тяжелым рокфоро-чесночным амбре.
Джим посмотрел на Энджи, которая нервозно водила пальчиком по растрескавшейся лакировке одной из дверец навесного шкафчика над раковиной.
– Изрядно паршиво? – то ли спросил, то ли подытожил Джим, раздавив каблуком не то крупного муравья, не то мелкого таракана.
Все выглядело на порядок хуже, чем «изрядно паршиво». Трейлер доживал последние и отнюдь не лучшие дни.
Джим опустил глаза: пол под его башмаками вздыбливался и горным кряжем тянулся через весь трейлер до противоположной стены, где стояла Энджи. Она изучала раковину, которую никогда не мыли, зато периодически посыпали серым шершавым песком.
Джим, сделав пару шагов к стене, безуспешно попытался выглянуть наружу – запыленные окна и рамы, несуразно сжимаемые тончайшими стенами, света не пропускали. Да, они были слишком тонки, чтобы, кроме чувства вселенской обособленности, давать еще и тепло.
– Когда придет зима, вагончик в лучшем случае будет напоминать палатку альпинистов, занесенную снегом, – констатировал Джим.
Он поежился при мысли о морозно-ледяном безумии январской Миннесоты, о скользких зимних дорогах, о болячках Оглоеда: облысении резины, хроническом бронхите мотора, оспе кузова, экземе сидений…
Затем он представил палящую жару июльской Миннесоты, и его прошиб пот. Джим с четкостью галлюцинации увидел потоки горячего воздуха, колышущегося внутри наглухо запаянного металлического склепа, и их самих, едва живых, но по-прежнему вносящих бесчисленные поправки в контрольные работы бездарных студентов.
Энджи промолчала. Она настойчиво открывала-закрывала дверь ванно-душевого закутка-заморыша в дальнем углу трейлер-камеры. Точнее сказать, Энджи открывала дверь, а затем, навалившись всем телом, старательно пыталась ее закрыть. Но скрюченная жизнью деревянная доска – инородное тело в вагончике – не стремилась вставать на место. Плечи Энджи под голубым жакетом сжались и стали по-детски угловаты. Самое разумное решение, подумал Джим, – вернуться в Добровольное бюро расселения студентов и в сотый раз изучить списки вариантов квартир неподалеку от колледжа. Но Энджи не привыкла сдаваться без боя: уж Джим-то ее знал. Не стоит даже надеяться переубедить ее. К тому же сегодня последний день свободного поиска, завтра они будут связаны по рукам и ногам жестким расписанием занятий.
Мрачная железная твердость автодома окатила душу Джима суровым ветром безысходности. На мгновение у Джима засосало под ложечкой от отчаянного голода по тому образу жизни, который был принят в школярских кругах средневековой Европы. В ту пору все проблемы сводились к принципу плоти-и-крови, тогда как ныне среди преподавателей получила гораздо большее распространение новая игра – предлог-и-повод. А ведь в те далекие времена затянувшийся спор с Шорлзом запросто решался с помощью изысканно точного взмаха шпаги. Вряд ли он стал бы тогда ссылаться на экономическое положение в стране и уж точно даже не заикнулся бы о политическом балансе сил на кафедре всеобщей истории…
– Ладно, Энджи, – вздохнул Джим и сдался. – Мы зря приехали. Найдем что-нибудь получше.
Та резко обернулась, карие глаза под копной темных волос блестели более чем решительно.
– Ты же сам сказал, что эта неделя – последняя и решение приму я!
– Я знаю…
– Два месяца мы бегали по адресам, которые ты подбирал неизвестно где. Завтра на всех кафедрах будут собрания, и нам выдадут расписания занятий на следующий семестр. Так что свободного времени у нас не останется. Сегодня последний день, чтобы найти квартиру.
– Но после занятий, вечерами…
– Я сказала – нет. Сегодня последний день. Возвращаться в общежитие я не собираюсь. Я хочу иметь собственную квартиру. Пусть никудышную, главное
– собственную!
– Энджи! – взмолился Джим. – До колледжа двадцать три мили! Оглоед может окочуриться в любой момент. Хоть завтра, прямо посреди дороги.
– Сходишь на свалку и пригонишь Оглоеда-два. Сейчас мы соглашаемся на этот трейлер, а со временем найдем себе что-нибудь получше. Ты что, сомневаешься, что мы все равно своего добьемся?
Джим кисло вздохнул, но промолчал. Они мирно вернулись в офис и предстали перед менеджером.
– Берем, – сообщила ему Энджи.
– Не сомневаюсь, домик пришелся вам по вкусу, – улыбнулся менеджер.
Он достал из письменного стола папку: пересчитав бланки, разложил их перед собой.
– Кстати, как вы узнали, что трейлер освободился? Я ведь еще не давал объявления в газету.
– Прежний квартирант, точнее, подружка брата моего приятеля, – витиевато отвечал Джим, – с которым мы играем в одной волейбольной команде… Словом, ей пришлось срочно переехать в Миссури, и она сообщила нам, что освобождает домик.
– Вот, значит, как… – кивнул менеджер. – Считайте, что вам повезло.
– Он подтолкнул бумаги к сидящим напротив него Энджи и Джиму. – Если я не ошибаюсь, вы преподаете в колледже?
– Не ошибаетесь, – ответила Энджи.
– Хорошо. Тогда вам нужно заполнить всего несколько граф. И расписаться… Да, вот здесь. Вы женаты?
– Если вас интересуют наши семейные проблемы, – сердито ответил Джим,
– то я могу сообщить вам, что мы собираемся пожениться, как только переедем.
– Меня интересуют только мои проблемы. Раз вы еще не женаты, в договоре должен расписаться каждый из вас. Или пусть распишется один, а другой будет внесен в договор как субарендатор. Но для простоты оформления я советую расписаться вам обоим. Останется только внести плату за два месяца вперед. За первый – как положено, а второй – депозит на случай непредвиденной ситуации. Итого двести восемьдесят долларов.
– Две… восемьдесят? – растерянно переспросила Энджи. – Но Шерил платила сто десять в месяц. Мы рассчитывали именно на эту сумму.
– Все правильно. Но неделю назад хозяин позвонил мне, а вчера прислал письменное уведомление о повышении арендной платы.
– На тридцать долларов в месяц?! За такую рухлядь?!
– Ежели вам не нравится, – менеджер пожал плечами и встал из-за стола, – силком вас никто в трейлер не тянет.
– Да нет, – не унималась Энджи, – я понимаю, что вам пришлось поднять арендную плату, учитывая скачок цен. Но мы просто не в состоянии платить сто сорок в месяц.
– Остается лишь посочувствовать вам. Но сегодня этот дом-мобиль стоит ровно сто сорок долларов. Я не хозяин трейлер-кэмпа, я только наемный служащий. Не я назначаю цены… Я только выполняю приказы хозяина.
Итак, результат налицо, теперь уж ничего не поделаешь. Забравшись в нутро Оглоеда, Джим и Энджи окончательно распрощались с мечтами о собственном домике.
Джим резко повернул ключ зажигания, Оглоед заглотил порцию горючего и ожил. Джим погнал машину по автостраде номер пять в направлении колледжа. Обратный путь проделали молча.
– Все нормально, не бери в голову, – сказала Энджи, когда Джим парковался у столовой. – Что-нибудь найдем. Счастливый билет выпадает, когда его не ждешь. Что-нибудь получше и поудобнее обязательно подвернется. Надо только искать и не унывать.
– Угу, – кивнул Джим.
За ленчем они старательно подбадривали друг друга.
– Понимаешь, мы сами сглазили, – объясняла Энджи. – Мы слишком уж надеялись на этот дом-мобиль, тем более что о нем, кроме нас, не знал никто. Теперь я ни на что даже гроша ломаного не поставлю, пока мы действительно не въедем в свой дом.
– Я тоже, – угрюмо согласился Джим.
Они расправились с ленчем, времени оставалось в обрез. Джим подвез Энджи до самых дверей Стоддард-Холла.
– К трем освободишься? – спросил он. – Или мне опять придется ждать тебя?
– Нет, – ответила Энджи. – Сегодня не застряну, – уточнила она сквозь открытое окно. – Когда ты подъедешь, я уже буду тебя ждать, – голос ее звучал приглушенно и ровно.
– Хотелось бы надеяться, – сказал Джим и проводил Энджи глазами.
Она быстро взбежала по ступенькам и исчезла за огромной дверью.